Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Как и февральский договор, августовское соглашение предусматривало запрещение крестьянских переходов, сохранение зависимости холопов от своих господ — меры, направленные против казачества. Очевидно, что московские «чины», как и бывшие сторонники Лжедмитрия II, связывали с избранием польского принца надежды на прекращение Смуты и стабилизацию общественного порядка в его традиционных формах.

Что касается отношений между Россией и Речью Посполитой, то в августовском договоре, как и в февральском, эти отношения выступают в форме военно-политического союза против общих «недругов» (прежде всего татар). Как и в февральском договоре, в соглашении предусматривалась свободная торговля купцов обоих государств с уплатой обычных пошлин, а также возврат пленных (в августовском договоре уточнялось — «без выкупа»).

Что касается тех жителей Речи Посполитой, которые прибудут в Россию вместе с королевичем, то, как и в февральском договоре, специально указывалось, что они не должны занимать каких-либо государственных должностей ни в центральном, ни в местном аппарате управления. Они могли рассчитывать на получение в России лишь поместий и жалования. В февральском договоре отмечалось, что земли могли даваться и в вотчину «сполною обоих господарств радою». В августовский договор этот текст не вошел. Его составители, очевидно, стремились, чтобы пришельцы не получили возможности постоянно находиться в России, и хотели также исключить какое-либо вмешательство «рады» — сената Речи Посполитой — в решение внутрироссийских дел. Наконец, в текст соглашения было внесено еще одно условие, отсутствовавшее в февральском договоре: «Ив Польшу и в Литву и в иныя государства московских людей не разсылати, и из Польши и из Литвы на их места никаких людей не приводити»[785]. Таким образом, как под Смоленском, так и под Москвой русская сторона стремилась к сохранению Московского государства как самостоятельного политического целого.

Ян Гридич, сообщая Льву Сапеге о заключенном договоре, отметил, что он отличается от февральского соглашения подробным рассмотрением двух вопросов — о территориальной целостности Русского государства и о «Самозванце и его жене»[786].

Установления по этим двум вопросам занимали заключительную часть документа.

Установление, касавшееся ухода польско-литовских войск со всех территорий, входивших в состав Русского государства до Смуты, было уже разобрано выше. К этому следует добавить, что Жолкевскому удалось добиться внесения в соглашение того пункта февральского договора, где предусматривалось «до достаточного успокоенья» государства размещение представителей Речи Посполитой «в приказех на рубежных городех» по соглашению с Боярской думой, но в августовском договоре этот текст сопровождался дополнением — «Московского государства всех чинов люди про ту статью великому государю челом бьют, чтоб того не было»[787]. Дополнение это фактически сводило на нет сделанную уступку. К этому следует добавить, что по настоятельной просьбе московских «чинов» С. Жолкевский сразу после составления договора обратился к королю с предложением прекратить осаду Смоленска[788]. Сам текст договора включал в себя обязательство гетмана обратиться к королю с таким предложением[789]. Все это показывает, как упорно на переговорах московские «чины» отстаивали территориальную целостность Русского государства.

Другой вопрос, который специально рассматривался в заключительной части договора, — это вопрос об отношениях с Лжедмитрием II. В февральском договоре вопрос этот, как и ряд других, был обойден молчанием. Для решения же бывших сторонников Василия Шуйского согласиться на избрание Владислава очень существенное значение имели, как уже отмечалось выше, расчеты на восстановление с польско-литовской помощью традиционного общественного порядка, что привело бы и к утверждению руководящей роли в русском обществе его традиционной политической элиты. Одним из важных условий достижения этой цели было устранение с политической арены тех группировок русского общества, которые, поддерживая Лжедмитрия II, претендовали на аналогичную роль. Неудивительно поэтому, что уже в соглашение, заключенное под Царевым Займищем, были включены обязательства сторон не поддерживать никаких контактов с «вором» и «промышляти над ним заодно»[790]. В августовском же договоре уже подробно перечислялись обязательства, которые в связи с этим брала на себя польская сторона. Жолкевский должен был вместе с боярами «думати и промышляти», «как бы того вора изымати или убити», он должен был также «против того вора стояти и биться», а находившееся с Самозванцем польско-литовское войско «от того вора отвести». Гетману следовало также не допустить «смуты» в Московском государстве из-за каких либо действий Марины Мнишек «и отвести ее в Польшу»[791].