Польско-литовская интервенция в России и русское общество

На 12 августа была назначена новая встреча русских представителей с Жолкевским, но она не состоялась из-за нападения войск Лжедмитрия II на Москву. Хотя соглашение с Я. П. Сапегой как будто дало гетману необходимое время для завершения переговоров с московскими «чинами» (лишь 14 августа послы «сапежинцев» были приняты королем под Смоленском)[759], сам факт начавшихся переговоров об избрании Владислава, который было невозможно скрыть, не мог не вызвать сильного беспокойства в польско-литовском войске Лжедмитрия II. Здесь, конечно, понимали, что в случае их успешного завершения с надеждами на щедрое вознаграждение придется окончательно проститься. Гетман С. Жолкевский пытался ослабить возможную угрозу. Как отмечено в дневнике похода Я. П. Сапеги, 9 августа он обратился с письмом к «воровскому» гетману, выражая возмущение «неслыханными условиями» русской стороны и заверяя, что король их не примет и скорее будет искать соглашения с царем Дмитрием[760]. Но эти дипломатические уловки не помогли. Уже в ночь с 10 на 11 августа в лагере Лжедмитрия II стал обсуждаться вопрос о том, чтобы «с войском под Москву подойти и город спалить». 11 августа войско Самозванца начало жечь московские слободы, а 12 августа под стенами Москвы развернулось настоящее сражение[761]. Во время боя под стенами столицы к ее защитникам присоединились находившиеся в лагере Жолкевского русские служилые люди во главе с И. Н. Салтыковым и Г. Л. Валуевым. Это решило исход боя — обратившиеся в бегство войска Лжедмитрия II стали «убегать через Москву-реку вплавь, не ища брода»[762]. Между коронным и «воровским» гетманами начались неприятные объяснения: «сапежинцы» упрекали Жолкевского в нарушении договоренности[763], однако отступление войск Самозванца от Москвы позволило сторонам возобновить переговоры.

13 августа перебежчики сообщали Я. П. Сапеге, что на следующий день переговоры должны завершиться и население Москвы принесет присягу королевичу Владиславу[764]. Сообщение это явно опережало события, но к 13 августа на переговорах был действительно сделан большой шаг вперед. Произошло это за счет уступок с русской стороны. Как сообщал 13 августа Льву Сапеге Ян Гридич, русские представители, явившиеся к Жолкевскому «с немалой громадой дворян и людей купецких», согласились, поскольку гетман не имеет полномочий, отложить решение вопросов, касающихся крещения королевича и ряда других сюжетов, до будущих переговоров с королем. Это, однако, не устранило всех трудностей. Соглашаясь положить в основу соглашения текст февральского договора, русские представители потребовали дополнить его условием, «aby wor był zniesiony» — конечно, с помощью королевского войска[765]. Настойчивое выдвижение этого требования было связано не только с расчетами на восстановление традиционного общественного порядка, но и с какими-то волнениями в Москве, ряд указаний на которые обнаруживается в дневнике похода Я. П. Сапеги. Так, здесь отмечено, что 16 августа в лагерь Самозванца вышло до 3.000 «простых людей» (chłopstwa), 17 августа перебежчик — «слуга боярский» — сообщал о расположении «мира» к Лжедмитрию II, 20 августа из Москвы снова вышло немало «простых людей»[766]. Правда, никакого желания сотрудничать с городскими низами Москвы «сапежинцы» не проявили. Первую партию беглецов «воровской» гетман приказал загнать обратно в город, «чтобы там тесно было», а новую партию «войско разобрало между собой», превратив их, очевидно, в своих слуг. Однако само массовое бегство простых людей в лагерь Лжедмитрия II не могло не беспокоить московские верхи. Возможно, выдвигая такое условие, русская сторона пыталась еще раз побудить Жолкевского к совместным действиям против «вора», но гетман снова не пошел навстречу таким предложениям: поражение Самозванца явно сделало бы русскую сторону менее сговорчивой. Напротив, 15 августа Жолкевский послал «сапежинцам» письмо, заверяя их, что русские служилые люди вступили в бой без его ведома, и выражая надежду, что король примет условия соглашения, предложенные Лжедмитрием II[767].