Польское Наследство

Несколько раззадорившихся парней шагнули разом к Гостемилу с трех сторон. Видя, какой оборот принимает дело, Гостемил отодрал оглоблю от повозки и сделал быстрый полуоборот, орудуя вполсилы, чтобы оглобля не сломалась. Двое из парней упали. Остальные, мешая друг другу, попытались зайти Гостемилу в тыл. У двоих появились в руках топоры, и Гостемил решил, что терять больше нечего. Толстая оглобля завертелась со свистом, каждый момент меняя угол наклона, и каждый второй момент — направление. Еще один из атакующих упал. Следующим полуоборотом Гостемил свалил сразу двоих, но оглобля треснула и сломалась о плечо третьего.

Сверд Гостемила сверкнул молнией, и шестеро оставшихся стоять попятились. Один особенно хитрый малый умудрился заскочить сбоку с ножом, и Гостемил, слегка поменяв захват на рукояти, как в стародавние времена учил его Хелье, отрезал парню руку до локтя. Еще один дюжий парень, возможно бывший ратник, вытащил сверд и атаковал Гостемила в лоб. Гостемил отскочил вбок, не блокируя удар, и ткнул лезвием в образовавшееся благодаря короткой потере равновесия врага незащищенное пространство. Лезвие вошло парню между ребер, он упал и больше не шелохнулся.

— Кто еще? — крикнул Гостемил. — Кто еще, крысы подлые?

И повернулся к толпе с таким свирепым видом, что все отвернулись от него, воззрившись на Днепр — как подсолнухи перед рассветом.

— Болярин, освободи женщин, — попросил, возможно, чтобы вывести Гостемила из кровожадного состояния, поднявшийся на ноги Илларион — в рваной робе, с заплывшим глазом, с разбитыми губами, с кровоточащим носом, со слипшимися от пыли и подсыхающей крови волосами.

— А?

— Женщин освободи.

Гостемил оглянулся.

— Откуда этот столб здесь взялся? — спросил он хрипло. — Раньше не было.

— Из леса приволокли.

Гостемил вытер сверд о сленгкаппу павшего ратника и подошел к столбу. Сунуться к нему никто больше не решался. Привязанные женщины смотрели на него со страхом. Несколькими движениями он перерезал веревки. Горбясь, прикрывая груди и хвиты насколько возможно, женщины замерли в нерешительности. Илларион, охнув, схватившись за ребра, нагнулся и сдернул со второго убитого сленгкаппу. Затем подошел к одному из оглушенных и с него тоже снял сленгкаппу. Гостемил ослабил пряжку, снял свою сленгкаппу. Передали женщинам.

Некоторые из задетых оглоблей уходили ползком, толпа расступалась, пропуская их. Гостемил догнал одного и потащил сленгкаппу на себя. Нашлись и еще две сленгкаппы.

Порщик, пришедший последним и участвовавший в драке, пришел в себя и принял сидячее положение. Оглядевшись, он приподнялся и, оглянувшись на Гостемила, потянулся к своей женщине.

Одна из женщин, поротая основательнее других, уронила сленгкаппу и сама упала — на арсель, а затем набок. Илларион, еще раз охнув, присел рядом с ней.

— А, э, можно? — спросил, нерешительно глядя на Гостемила, один из мужей, указывая дрожащей рукой на женщин.

Гостемил пожал плечами.

— Она умерла, — сказал Илларион.

— Как это — умерла? — переспросил муж. — Ты не болтай попусту, поп! Не каркай! Ну, всыпал я ей немного, так ведь за дело же.

Илларион перевернул женщину на спину и потрогал ей шею.

— Не знаю, — сказал он, шепелявя разбитыми губами. — Может, у нее сердце слабое было.

Внезапно толпа притихла — не то ужас всего только что произошедшего дошел до сознания многих, не то некоторые вычислили ненароком степень своего участия в содеянном.

— Невзора, что же ты! — запричитал вдруг муж, садясь на землю рядом с телом жены. — Невзора, ты очнись. Ты меня не пугай, Невзора. А что я детям-то скажу?

Подсолнухи, подумал Гостемил отрешенно. А я только что убил двух. Иначе они убили бы меня. Подсолнухи.

— Илларион, я тебя искал, ты мне нужен.

— Все попрятались, все заперлись, — сказал Илларион со злостью, сдерживая слезы отчаяния.

— Кто?

— Попы и дьяконы. Греки подлые. Впрочем, половина из них славяне. Тоже подлые.

— Илларион… Хмм…

— Твари.

— Э…

Гостемил умолк, понимая, что пока Илларион не возьмет себя в руки, ничего путного от него не добьешься. Тогда, чтобы занять себя, он оборотился к толпе.

— А вам сегодня совсем занятий нет? — грозно спросил он. — А?

Толпа попятилась.

За спиной у Гостемила оставшиеся в живых жены начали воссоединяться с мужьями. Последний порщик поднялся на ноги и подошел к своей.

— Не трогай меня лапами подлючими! — завопила на него женщина. — Не трогай! Аспид!

— Ну ты не верещи так, — неуверенно возразил детина. — Язычище свой коровий в трясение не вводи, люди кругом.

— Люди? Люди! Ах ты вша подкрылечная! Муть паховая!

Оглянувшись на Гостемила и убедившись, что тот смотрит в другую сторону, детина быстро украдкой шлепнул ее по щеке.

— Убивают! — завопила она. — Убивают!

— Ты что же это! — крикнул Илларион.

— Тихо! — сказал Гостемил, обернувшись к ним. — Эй вы, двое! Тише! Дайте священнику в себя придти!

— Ты вот! — девице этой, как самой крупной, досталась сленгкаппа Гостемила. — Ты! — Она драматически смотрела на своего освободителя. — Тебе холопки нужны? Бери меня себе в холопки. Я работящая!

— Ты, Астрар, что же, ты, Астрар, не лютуй! — растерянно крикнул детина.