Польское Наследство

Снова поставив повозку на колеса, Гостемил подтащил ее к столбу. Затем, зайдя с другой стороны столба, он уперся руками в грань, напрягся, и надавил, вкладывая в это движение всю силу и весь вес, и не почувствовал никаких изменений в положении четырехликого идола. Тогда, взявшись обеими руками за угол грани, обращенный к повозке, он потянул столб на себя. Столб стоял непоколебимо.

— Брось, болярин, это не для одного человека работа, — сказал Илларион, стоя возле повозки.

Гостемил уперся в левую по отношению к повозке грань и снова надавил изо всех сил. И почувствовал едва заметное движение в основании. Снова потянул. Снова надавил. И после этого, перейдя к изначальной грани, он уперся в нее плечом и, зычно крикнув басом, толкнул идола. Столб качнулся.

Восхищенная толпа застыла, глядя на невиданное зрелище — большого роста могучий человек раскачивает каменный столб вдвое выше и вчетверо шире его самого. Гостемил еще порасшатывал идола, и снова навалился плечом, и на этот раз, сперва медленно, а потом ускоряясь, столб повалился, выкорчевывая сам себя из земли, и упал на повозку. Затрещали борта и надосьники, и Гостемилу пришлось поймать основание столба и удерживать его некоторое время в равновесии, пока не погасла инерция. Оси и колеса выдержали. Толпа, недавно радовавшаяся идолу, теперь радостно одобряла падение идола.

Прицелившись на бугорок, торчащий над самой водой в пятидесяти шагах, Гостемил взялся одной рукой за основание истукана, а другой за покалеченный задний борт повозки, и напрягся. Сперва медленно, а затем быстрее и быстрее, повозка пошла к бугорку по ровному грунту. Еще быстрее, и еще быстрее. Оси отчаянно скрипели, колеса трещали — еще немного и сломаются. За двадцать шагов до бугорка стало полого, повозка покатилась легко, груз помогал движению, но левое заднее колесо потеряло две спицы. Это не имело значения. Гостемил перешел на бег. Разогнавшись, повозка с идолом взлетела на бугорок, проскочила край, прошла по дуге локтей двадцать, и, чуть замедлившись, под острым углом влетела в Днепр, подняв массивный столб брызг и погнав волну. Каменный идол соскользнул и исчез в воде, а сама повозка через несколько мгновений всплыла углом сквозь пену воронки.

Толпа, бежавшая за Гостемилом, восхищенно ахнула. Гостемил оглядел руки — в ссадинах и натертостях — и покачал сокрушенно головой. Но восторженный рев толпы ему, тем не менее, понравился. Возрастное это, что ли, подумал он, стал я падок на лесть? Поправив на плече бальтирад, он приосанился, снял шапку, пригладил волосы, и неожиданно весело подмигнул толпе. Толпа радостно засмеялась. Спустившись с бугорка, он направился к Иллариону, сопровождаемый восторженными мужчинами. Не хватает здесь баб, подумал Гостемил. Приятно, когда женщины визжат восторженно. Жалко, что Ширин дома. Рассказывать ей о произошедшем самому — неприлично. А была бы здесь — может, гордилась бы отцом.

— Илларион, я всего лишь хотел у тебя спросить — нет ли каких известий от Хелье?

— Нет.

Гостемил вздохнул.

— А что?

— Мне нужно… — Оглянувшись, Гостемил наклонился к уху Иллариона, — Мне нужно его предупредить, ему грозит опасность.

Илларион серьезно посмотрел на него неподбитым глазом.

— От Нестора получил я грамоту, купцы проезжавшие передали.

— Он знает, где его отец?

— Не думаю.

— Хелье обещал быть в Киеве до первого снегопада.

Гостемил провел рукой по щеке и посмотрел вверх.

— Вот и первый снегопад.

Снежинки вяло падали на землю и на людей, и тут же таяли.

— А скажи, Илларион, что происходит в этом замечательном, просвещенном и гостеприимном городе?

— Мне нужно на службу, — вспомнил вдруг Илларион.

— Хмм.

— Что?

— Церковь твою сейчас грабят, — сказал Гостемил.

— Как!

— Не суетись. А если ты там появишься, то, думаю, ее просто сожгут. С тобой вместе. Я бы проводил тебя домой, но мне нужно срочно вернуться в дом Хелье, там моя дочь. Поэтому — пойдем к Хелье, Илларион. Ты мне расскажешь обо всем, переночуем, а утром решим, что делать дальше.

Илларион, подумав, понял, что выбора у него, кажется, нет. Если он один пойдет сейчас — домой ли в Земский Проулок, в церковь ли, в толпе найдутся ищущие легкой безопасной забавы люди, нападут на побитого священника, и еще побьют, если не забьют до смерти.

Прошествовали к одной из лавок готовой одежды, запертой наглухо. Толпа осталась вне палисадника. Гостемил постучался.

— Кто там? Предупреждаю, что у меня тут пять лучников наготове, и собака злая! — донеслось из лавки.

— Это Гостемил!

Торговец, знавший Гостемила, загромыхал засовами и приоткрыл дверь.

— А, вот и хорошо. И святой отец здесь. Заходите, только быстрее.

Старый печенег украдкой глянул на толпу за изгородью, впустил гостей, и снова запер дверь.

Гостемил быстро подобрал себе два разных комплекта. Илларион выбрал один, и тут же переоделся, скинув рваную, запачканную грязью и кровью, робу.

— Теперь мне нужно женское платье, — сказал Гостемил. — Покрасивее.

— На какой рост, болярин?

— А вот с этого попа она ростом, — ответил Гостемил.