Польское Наследство

— Они будут здесь через час. Тысячи четыре ухарей. Ветер там стих, идут на веслах. Я решил сперва уточнить для себя что к чему, поскакал быстро. Подъезжаю — ворота заперты, на стенах стоят странного вида люди. Черные, но не печенеги. В речку мне соваться было не с руки, холодно. Привязал я топтуна в роще, взял веревку подлиннее. Чем хороши викинговы сверды — это я тебе тыщу раз говорил, а ты все этой франкской дрянью машешь, по старинке… я во Франции давеча таких навидался… любо-дорого… а викинговы — они для всего годятся. Он и сверд, он же и бритва, он же и нож, он же и абордажный крюк, если веревку правильно пристроить. Забрался я на стену в тихом месте, прошелся по городу прогулочным шагом, до пристани дошел. Там толкутся эти черные, иду, вижу — варанг тупой стоит. Я показал ему грамоту, и мне обрадовались, как родному, и повели — я не знал, к кому, оказалось — к Судиславу. Меж тем на пристани, ежели хочешь знать, стоят двадцать жестяных бочек с приводами — греческий огонь, Гостемил. Нужно что-то делать, иначе всю флотилию Ярославу сожгут прямо посреди реки, высадиться никто не сможет. Бросай детинец, поехали, нужно обезвредить жестянки.

— Бросить не могу, — Гостемил, радуясь присутствию друга, широко улыбался.

— Почему?

— В Десятинной…

— Ну?

— Ингегерд с дочерьми. И Илларион с Хвеопемптом.

— Ого. — Хелье покачал головой. — Действительно, нельзя бросать. Фатимиды пойдут на штурм детинца, судя по всему, скоро. Четверть часа… Ладно, с жестянками я сам управлюсь.

Ему показалось, что он узнал в одном из таскающих камни и подгоняющих повозки к церкви Владимира. Новгородский посадник в Киеве, таскает камни. Надо же.

— Постарайся, пожалуйста, друг мой, — попросил Гостемил. — Важно, чтобы все они высадились безопасно.

Хелье подозрительно на него посмотрел.

— Все они, — повторил он.

— Да, все, — со значением сказал Гостемил.

— Я постараюсь. А и выхода нет. Полные стены стрелков, греческий огонь на пристани — город неприступен. Фатимиды здесь могут год продержаться запросто, и за это время им пришлют столько подкреплений, сколько понадобится… если пристань для вторжения не открыть…

— В одном из драккаров моя дочь, — сказал Гостемил.

— Как, прости?

— Дочь. Дочь! Ты что, оглох в пути?

— Не кричи, Гостемил. Что ты кричишь? Это так на тебя непохоже! Я не знал, что у тебя есть дочь.

— Я тоже не знал.

— Как зовут?

— Елена.

— Елена, Елена… Какое-то, не знаю, нескладное имя. Исландское, что ли?

— С чего ты взял? Вполне складное. Была такая святая — Елена.

— В Исландии?

— Хелье, не дурачься! Изначальную Елену звали Хелен.

— О! Рыжая, троянская?

— Да.

— С яблоком еще дело было… — Хелье повертел в руке воображаемое яблоко. — Самой прекрасной богине… отдашь мне, получишь Хелен…

— Осторожно!

Хелье замер.

— Что?

И заметил остов коня в таящем снегу.

— Что же это, — возмутился он, — Ярослава нет в городе, так в детинце и прибирать не надо? Возле самой церкви! Свиньи.

Он хотел отпихнуть череп коня в сторону.

— Не трогай его ногой, а то вдруг будет то же, что с твоим тезкой.

— Каким тезкой? А, да…

— Родоначальником.

Хелье кивнул. И подумал, что будь он лет на пятнадцать моложе, обязательно бы поставил ногу на череп коня, искушая судьбу. С возрастом люди становятся благоразумнее. Не все, но значительная часть.

— Дочь красивая у тебя? Прости, что быстро беседуем, совершенно не вальяжно, но скоро начнется штурм, а чем закончится — неизвестно. Сколько лет ей?

— Восемнадцать, — сказал Гостемил. — Красивая. Не очень умная. Ужасно милая. А я — скотина последняя. Я ее послал к Ярославу с грамотой. Вот он идет к Киеву с войском, всех будет спасать и наставлять на путь праведный, и дань собирать, а все благодаря моей дочери!

Гостемилу было и горько, и приятно это говорить. И страшно тоже. А у Хелье был, почему-то, отсутствующий взгляд. Он поддерживал разговор, говорил все, как всегда, но что-то в выражении лица сигтунца было явно не так. Отрешенный взгляд какой-то.

— Что это ты мне ее расхваливаешь? — осведомился Хелье. — Думаешь за Нестора ее выдать?

А было бы забавно… то есть, неплохо, подумал Гостемил.

— Нестор на ней не женится, — сказал Хелье. — Я вообще сомневаюсь, что он когда-нибудь женится. Знаешь, я встречался с Папой Римским!

— Что-то ты, Хелье, не такой, как всегда. Случилось что-то? При чем тут Папа Римский?

Хелье некоторое время молчал.

— Не хочешь — не говори.

— Дира я похоронил, Гостемил. В Полонии. Дир погиб. У меня на глазах.

— А…

Гостемил помнил Дира, и даже по-своему его любил, но все-таки именно с Хелье Дир был близок в прошлом, и недавно, судя по тому, что сказал Хелье, они снова сошлись и успели пообщаться, подружить, повеселиться вместе. А Гостемила в прошлом Дир слегка чужался.

— Жалко, — сказал Гостемил.

— Сил нет, — подтвердил Хелье. — И, наверное, я всему виной.

— Так не бывает. Ты себя зря винишь, я уверен. Как это случилось?

Хелье немного подумал.

— Дир отдал жизнь за Христа, — неожиданно сказал он.

— А? — Гостемил решил, что он не так расслышал.

— Умер как мученик. За Христа.

— Он стал христианином?

— Нет.

— Крестился?

— Нет.

— А что же…

Хелье развел руками.

— Так вышло.