Полтора года

А я теперь думаю, может быть, моя так называемая деликатность сослужила нам с Людой плохую службу? Может, надо было иначе? С самого начала расспросить ее обо всем, помочь ей открыться? И ей стало бы легче… Ну да что уж теперь.

Про нас с тобой, Валера, опять не буду. Про нас буду, когда все-все довспоминаю, до самого кончика додумаю. А сейчас не хочу. Может, только рука сама соскользнется и начнет тебе же про тебя же рассказывать… А пока про здешнее слушай.

Вот Велька уехала, это уже давно было, а я все вспоминаю. Ничего девчонка была, невредная. Пела хорошо. Ольга Немирова уедет, тоже малость пожалею. А раньше и не думала, что жалеть или хоть вспоминать про кого стану. Людка уехала. Так я у нее про коня и не спросила. А знаешь, почему? Ирэн раз говорит: «Без крайней необходимости не стоит задавать человеку вопросов, которые могут быть ему неприятны». Ну у меня же крайней нет. Вот и не спросила.

Про Ирэн еще вот что. Представь, сама про то сказала, как я девчонок от нее увела. Начала, правда, не она — Ольга Немирова. Встала и говорит:

— Пожалуйста, все просят, принесите еще раз гитару… Сами не знаем, как получилось.

Ирэн говорит:

— Получилось очень просто. Вы выбрали то, что вам интересней.

Девчонки заорали, нет, нет! Она руку подняла.

— Тут есть и моя вина. Я не научила вас быть вежливыми. Вы должны были просто сказать, что вы выбрали. И я присоединилась бы к вам. Венера ведь отлично танцует.

Видал! Главное у нее, знаешь, что? Не врет. Как я.

Вот я писала тебе про того дядьку-следователя, как я ему от души врала. И опять скажу: не от трусости, не от подлости. Если бы про саму себя, все бы как есть рассказала, крошечки бы не оставила. Так он не обо мне дознавался, хотел, чтобы тебя назвала. «Думаешь, — говорит, — хорошего человека спасаешь, достойного? Можешь мне поверить — ничтожество. Я эту публику знаю». Да мне тогда весь свет скажи, что ты недостойный — никому не поверю. Всю землю обшарить — лучше Валеры не сыскать. Это не вслух, конечно. Вслух вот чего: «Ладно, будь по-вашему, откроюсь. Рыжий и хромыляет на одну ногу». Представь, нашелся у них такой. Хромой да рыжий. Гундосый кличка. Хотели меня с ним свести. Так он сидит давно. Слава богу, не из-за меня сел.

Так он и отступился от меня, следователь этот, А вообще хороший мужичок попался, мог ведь и на суд передать, а он — на комиссию. А комиссия дальше спецухи не загонит.

Добрый день, веселый час!
Что вы делайте сейчас?
Все дела свои бросайте
И письмо мое читайте!

Мне стало весело от такого разудалого начала. Одну весточку от Вели я уже получила — открытку, на одной стороне умильная собачка с бантиком, на другой несколько строчек.

«Доехала хорошо. Мама рада была. А больше никого не видела. И видеть не буду. Ваша навеки бывшая воспитанница Эвелина».

Я знала, кого она не собирается видеть. И только радовалась этому. Но открытка пришла давно. Что за это время? Все-таки ни за одну нельзя быть совсем спокойной. Разве только за Лару, А письма от нее все нет и нет…

Я стала читать дальше, и строчки словно вскрикнули: