Полцарства за кота

Ехали мы, надеясь исключительно на удачу. На часах была половина второго – середина рабочего дня. Как правило, люди не пенсионного возраста в это время находятся на службе. Нина, конечно, могла не работать вообще или работать посменно. Вот на такой вариант мы и рассчитывали.

Дверь открыла женщина неопределенного возраста. Ей могло быть и пятьдесят лет, а могло и тридцать. Из-за большой отечности кожа на лице была натянута как на барабане. Она нервно пригладила растрепанные волосы и запахнула поглубже ситцевый, не первой свежести халатик.

– Вы кто? – бесцеремонно спросила дама, от которой нещадно разило перегаром.

– Мы? А вы Нина Гаврикова? – Алина пригвоздила хозяйку тяжелым взглядом.

– Ну я, – не стала отпираться Нина, Алинина манера разговора ее обескуражила.

– Нам надо с вами поговорить, пройти можно? – Алина сделала шаг вперед.

– Вообще-то я болею. – Она попыталась прикрыть дверь и избавиться от непрошеных гостей, но Алина уже стояла в проеме.

– Я вижу, вы действительно больны, – с напускным сочувствием сказала моя подруга, – а лекарства такие дорогие. Мы бы могли вам помочь материально. Разумеется, если вы будете с нами откровенны.

«Дама не знает меры, перебрала вчера, вот ей и плохо, – догадалась я. – Сейчас ей Алина даст денег на опохмел, и у пьянчужки развяжется язык. Если, конечно, она не пропила свою память окончательно».

– Проходите, – согласившись, мотнула головой Нина. – Пошли на кухню, – и нетвердой походкой пошла по коридору.

Я мысленно представила, куда сейчас попаду – горы немытой посуды, батарея пустых бутылок, тараканы, мирно доедающие объедки. На удивление кухня оказалась чистой, пусть не только что вымытой, но без всего того безобразия, которое ожидала я увидеть. Одна пустая бутылка из-под водки все же стояла рядом с мусорным ведром, но, повторюсь, всего одна, и никакой грязной посуды в раковине.

– Садитесь, вижу вы люди серьезные. Чаю выпьете? Кофе не предлагаю: не люблю.

– Выпьем, – кивнула Алина и села на предложенную хозяйкой табуретку.

Нина зажгла под чайником газ, выставила на стол чашки с блюдцами, села напротив Алины и уставилась на нее больным взглядом.

– Выпить хотите? – спросила ее Алина.

– Уже вчера выпила, – хмыкнула Нина. – Вы не думайте, я не запойная. Горе просто у меня. Решила вчера тоску залить, да и в этом мне не повезло. Водка паленая попалась. А у меня всегда на плохую водку аллергия.

– Зачем же тогда пили? – полюбопытствовала Степа, которая в лучшем случае могла выпить бокал сухого вина. А чтобы коньяк или водку – ни-ни.

– Горе у меня, – тяжело вздохнула Нина.

«Неужели она так скорбит о племяннице?» – подумала я.

Но Нина меня разочаровала:

– Мужик от меня ушел. До чего же я, девки, невезучая. Я ж его в люди вывела. К деньгам определила, а он, а он… Оперился и сбежал к молодой. Ну не козел? – спросила она и тут же ответила: – Козел и подонок. Все мужики – козлы. Все, что у меня были, все были козлами. На роду у меня, видно, написано иметь дело с одними козлами. Других я и не встречала. Все меня кидали. А я чем плоха? Все при мне.

Глядя на отекшее лицо хозяйки, мне трудно было сдержать улыбку. Красавица! Лицо – полная луна. Вместо глаз щелочки. Помилуй бог! Я кашлянула и отвела глаза в сторону.

– Понимаю, сегодня я выгляжу не ахти, но вообще-то я симпатичная. Мужики меня взглядами провожают, – расхвасталась Нина, гордо вскинув подбородок. Дама явно не страдала комплексами. – А, собственно, вы кем будете? Только, пожалуйста, не говорите, что вы пришли мне раскрыть глаза на Мишку. Вы, наверное, от его новой? От Светки? Девки, не старайтесь, я уже выгнала Мишку. Я и без вас знаю, что он не только козел, но кобель. Нет здесь Мишки. Все! Забыла его. Пусть ваша подруга с ним страдает.

– Нет, Нина Григорьевна, к Мишке мы никакого отношения не имеем, – призналась Алина. – Мы пришли поговорить с вами о ваших племянницах.

– А что о них говорить? – удивленно вскинула брови Нина. – Забыли девки свою тетку! А я ведь им, считай, матерью родной была. Пешком под стол девчонки ходили, когда Валька на Север подалась, а я к ним переехала. Я им и стирала, и готовила, на собрания разные в школу ходила. Молодость на них угробила, а они мне даже слово благодарности не сказали.

– Позвольте, но ведь Инна погибла? – напомнила я, опасаясь, что у Нины не все в порядке с головой. Она ведь сама опознала девушку в морге, а теперь говорит о ней как о живой.

– Погибла, – не стала спорить Нина. – А до того, как погибла, вы думали, она помнила, что у нее есть тетка? Нет, абсолютно. Добра не помнила. Наверное, потому ее бог и наказал, что зверя на нее наслал. Все лицо Инке снес.

– Как же вы ее тогда узнали? – последовал вопрос.

– Менты нашли в кармане Инкин студенческий билет. А я опознала джинсовую куртку, которую Инка у меня весной купила. Я продаю джинсу на вещевом рынке, свой товар хорошо знаю. Да, собственно, изделиями этой фирмы только я одна торгую. Я, между прочим, Инке вещь за полцены отдала.

– Что ж вы так продешевили? – с сарказмом спросила Степа. Чувствовалось, что Нина ей не нравится.