Парень с комсомольским значком
. Я тебя понял. Если бы клопа научили философии...Девушка
. Скажите, как остроумно!Второй парень
. Слушай, Атс, вода кипит!Водитель
. До порта дотянем.«Москвич», «Волга», грузовик с хлопком и коляска с каждым километром приближаются к порту. Вдали уже мелькнул клочок моря: здесь ломаная дуга залива глубоко врезается в сушу. Эстонское побережье с его камнями и редкой жесткой травой как бы тушуется рядом с веселой синевой моря.
И вдруг совершенно неожиданно возникает над низким берегом входящий в гавань паром. На фоне выгоревшей зелени можжевельника свежая, сияющая белизна его салонов и командного мостика кажется парадной. Как если бы прямо по воздуху плыла под бледным небом церковь, отрешенная от моря и от суши. Навстречу ему плывет низкая каменная грудь мола, и вот уже белая башня мостика скользит над ним, и начинает реветь сирена — гулкая, печальная, призывная.
Машины подходят к порту. Но прежде они обгоняют четырех девушек. Девушки крутят педали спокойно, даже чуть устало и лениво, но сирена заставляет велосипедисток приналечь, так что инвалидной коляске удается обогнать их далеко не сразу.
По шоссе гонят четыре студентки-филологички. Их рюкзаки прикручены к багажникам. Одеты все одинаково: полосатые майки, гимнастические брюки, тапочки. Все на зависть молодые и свежие. Сильные красивые ноги в трикотажных брюках, голые руки, склоненные в броске головы — все это создает ощущение чего-то чистого, здорового и в лучшем смысле слова патетического. Лица их от гонки стали розовыми и влажными, скорость им по душе. Мчащаяся впереди Маль, самая крепкая и плотная из всех, поднимает голову.
— Нажмем, а то опоздаем!
Едущая следом Реет, хрупкая и миловидная, с пылающими, словно куст, рыжими волосами, нажимает.
Реет
. Вперед, в край копченых угрей и просоленных парней!Третья девушка, Хелью, старается не отстать от Реет. Она в пестром платочке, рот у нее приоткрыт.
Xелью
. Там рыжие не в моде! Сделают из тебя маяк или дорожный знак.Реет
. Если маяк, так я освещу тебя в самый неподходящий момент.Последней жмет изо всех сил самая маленькая из девушек. Она стиснула зубы, но все-таки отстает. Она светлая, как пламя на солнце, лицо у нее, как у борзой. Ее зовут Ингрид, и она молчит.
Скорость нарастает. И девушки начинают петь, крутя в такт педалями. Они чуточку задыхаются, но поют громко и хорошо. Это пустая и безобидно-фривольная песенка, такого примерно рода:
Паром швартуется. На пристани принимают концы и набрасывают их на швартовные палы. Медленно опускается апарель. Грохочут двигатели, над палубой вьется синеватый дымок выхлопных газов. С парома торопливо сбегают немногие пассажиры. Затем съезжают машины. Они словно бы прокрадываются по ребристому апарелю и по бревнам, положенным на причал. Но едва почувствовав под колесами твердую землю, машины сразу же дают газ и скрываются. Только из грузовика с лошадьми слышится взволнованное ржание — запахло сушей! После выгрузки каждой машины паром незаметно приподнимается, а после полной разгрузки его апарель зияет над пристанью, словно пасть кита. Стальные щиты палубы поблескивают на корме и на носу тускло, а в туннеле под мостиком — маслянисто. Опустевший паром кажется очень большим, безжизненным и одиноким.
Рядом с апарелем стоит штурман — он уже в полной форме и с красной повязкой на рукаве. Он поглядывает на портовую контору, возле которой выстроились машины. Штурман смотрит на них, как на личных врагов. За спиной у него с видом своего парня стоит палубный матрос — с сигаретой в уголке рта. Штурман, старающийся, чтобы его подбитый глаз не попадал в поле зрения человечества, делает полный оборот кругом: теперь матрос видит только его здоровый глаз.
Штурман
(указывая на машины). И чего люди шляются? Вози их взад-вперед. Никаких тебе выходных. Невольничий корабль.Матрос
. А шеф не предложил тебе увольнительной?