Полукровка

Милко, смешливый симпатичный парень, лет двадцати, с первого же дня начал крутиться около нашей телеги, но тетушка Нисса гоняла его нещадно. Мне его внимание совсем не нравилось — никаких отношений с мужчинами, даже шутливых, заводить не собиралась, веры у меня никому из парней не было, и я старательно игнорировала все улыбки и шутки Милко.

Я уже рассказала «своим», Ниссе и Касьяну, что у меня есть небольшой магический дар и что очень хотела бы поступить в магическую школу. Касьян только хмыкнул, а тетушка с огромным воодушевлением поддержала меня, и теперь пресекала всевозможные разговоры о моем замужестве и сурово смотрела на ухажеров.

— Кабы наши девки имели хоть какой дар, на все бы пошла, но в школу бы их отправила, это ж и уважение какое, и заработок хороший, дворянкой опять же стать, — рассуждала Нисса, — ты давай девка, не гляди на этих шутов, учиться тебе надо.

Милко на тетку не обижался, только смеялся и все норовил меня то в кустики проводить, да посторожить, то предлагал вместе собирать травы, пока обоз медленно катит по дороге. Я злилась и холодно отказывалась от всех его предложений.

Ютас был постарше, молчаливый, довольно угрюмый, он оживлялся только, когда речь заходила о лошадях. Как-то вечером после ужина я мыла посуду и заваривала душистый чай с травками, а он, сидя неподалеку, разговаривал с Милко. Невольно прислушалась — о лошадях. Ютас на удивление много знал о них, любовь сквозила во всех его словах, когда он рассказывал о повадках этих удивительных созданий, секретах управления лошадьми, об их проделках. У его родителей была своя конюшня, он проговорился мне, что собирается разводить и выводить новые породы: «такие, чтобы королю подарить было не зазорно». Рассказывая, он иногда косился на меня — внимательно ли я его слушаю и как реагирую.

А через пару дней подсел ко мне на привале и ошарашил предложением выйти за него замуж. Пришлось коротко рассказать ему о своей мечте и о том, что я не отступлюсь, после этого признания он пару вечеров избегал меня, чем немало обрадовал. А, однажды, вотловив меня на опушке леса и сунув мне в руки клочок бумажки, хмуро глядя в сторону, сказал, что если я передумаю или меня не возьмут в школу, то вот адрес и что он будет ждать. Записку я убрала в сумку, про себя сильно удивившись его странному поступку. Я никогда не воспользуюсь его предложением, мне есть к кому обратиться за помощью, да и сама я не пропаду. В этом я была уже уверена, зная травы, с голоду не умру, а поселиться можно и в любой деревне королевства, там травниц очень уважают. Решив, что не стоит давать никакой надежды, постаралась вечерами сидеть рядом с тетушкой.

Днем сидеть на телеге было скучно, спать не хотелось, и я бродила по лесу, двигаясь параллельно тракту, так, что меня видели с повозок — это было условием, на котором настояла тетушка. Ничего особенного конечно не находила. Что можно найти на обочине дороги: немного ранних ягод, кустики чабреца, ветки постыши — хорошее средство от докучливой мошкары.

В этот день мы все так же медленно ехали среди огромных елок, дорога в этом месте сильно сужалась и сизые лапы ельника висели у нас над головами. Дело шло к вечеру, мужики спорили, успеем ли мы добраться до Касьянок, небольшой деревни, последней перед выездом на большак или опять придется ночевать в лесу. И тут, впереди обоза появилось несколько плохо одетых человек с луками и копьями. Я в первый момент даже не поняла, что происходит, а Нисса уже тихо ойкала, сидя рядом и хватая меня за руки. Мужики взялись за топоры, Касьян не торопясь закатывал рукава свой рубахи, почти неслышно ругаясь сквозь зубы.

— Чего надоть? — Захарий был спокоен и сосредоточен.

— Поговорить!

— Ну, говорите, а мы послушаем.

Сыновья и помощники Захария тем временем вытаскивали из коробов на телегах луки и стрелы, удобнее перехватывали топоры. Касьян негромко рявкнул на нас с теткой:

— Живо легли на дно и накрылись шкурами. И шоб молчали!

Неожиданно за спинами разбойников, а сомнений в этом уже не было, появился высокий, темноволосый в добротной, но местами потрепанной, одежде, симпатичный незнакомец с властным волевым лицом.

— Я Гор, думаю, что все слышали обо мне, особо представляться не надо?

Вокруг повисла тишина.

Лежа на дне повозки, я лихорадочно просчитывала варианты: вскочить и броситься в лес? Поймают, вон их сколько, а сколько ещё за деревьями? Обернуться? Нельзя, все равно догонят, да и к оборотням, судя по разговорам с попутчиками, простые люди относились с опаской и недоверием, да и слухи пойдут. Смогу ли я их всех усыпить, хватит ли у меня сил? Тоже не вариант, обязательно кто-нибудь потом проговорится, что я сделала, а там и до перевёртышей дойдет, а облик мой новый они все видели и… Нельзя, ничего пока сделать нельзя.

Не выдержав, я пристала к тетушке, лежавшей рядом:

— Он что, разбойник? Знаменитый? Почему его должны все знать?

— Да я толком-то и не знаю, поговаривают, он выводит женщин и детей из деревень, где лютуют оборотни.