Что значило не просто передать знания о полуночной магии, но и иметь соратника в мире теней, не равного, но близкого по силе. Или, во всяком случае, обладающего схожими способностями. Леди Ворон отчаянно желала поделиться с дочерьми своим даром, но Морриган все никак не могла понять, почему. Не вязалось это с образом Бадб – надменной, самолюбивой и если не эгоистичной, то эгоцентричной, всегда, во все времена, в той или иной жизни, сфокусированной в первую очередь на себе.
Могла ли Морриган попросту ошибиться в матери? Вернее, ошибаться в ней всю свою жизнь?
– Я никогда не пойду против желания Клио, – отчеканила Бадб. Приподняв подбородок, посмотрела на дочь с неким вызовом, как будто знала, что Морриган берет под сомнение едва ли не каждое ее слово. – А она… Истинная полуночная магия, темная магия, как называли ее в старые времена, Клио ненавистна.
– Но разве ты не говорила, что…
Бадб досадливо поморщилась.
– Ту магию, что призывает Клио, можно с легкостью спутать с рассветной. Ее чары безвредны, безобидны – как твой взгляд в мир теней через зеркала.
Ох, не все согласились бы с Бадб – с тем, что назвала магию Морриган невинной. Для Трибунала, под пятой которого находился и Департамент полиции, и Гильдия охотников, чьей «выпускницей» стала Морриган, любой, даже самый крохотный шажок за грань считался непозволительным, а значит, достойным наказания.
С плеч словно рухнула гранитная плита. Быть может, кому-то вроде Дэмьена, который и без того не стеснялся в выражениях в отношении нее, показалось бы лицемерием ее облегчение. Но по какой-то причине, которую сама Морриган не могла для себя объяснить, ей не хотелось, чтобы подросшая, но все еще милая и невинная Клио касалась полуночной магии – разрушительной, порочной. Той, что так легко увлечься… и в этой темной страсти потерять себя.
Тени вокруг сплелись плотнее. Вытянутые лица, мертвые глаза, и исходящий от полупрозрачных тел холод. Не холод смерти, скорей, ледяной жар ненависти.
– Напугали, – проворчала Морриган.
Собралась было поинтересоваться у матери, где (и, главное, как) искать Клио, но тени вдруг пришли в движение. Их руки – неестественно длинные, тонкие – потянулись к лицу Морриган. Больно потянули за волосы, обоюдоострыми кинжалами вонзились в грудь, рождая обжигающе холодную, противоестественную боль.
– А ну вон! – в ярости закричала она.
Попыталась взмахнуть рукой (что бы ни последовало за этим импульсивным жестом), но ее крепко держали за запястья. Холод был уже всюду. Влился в горло, словно годами стоящее в студеном погребе вино, добрался до груди и желудка. Конечности и вовсе оледенели.
«Бадб», – вертелось на губах, но заставить себя молить о помощи Морриган не смогла. Билась в теневых оковах, неуклюжая, беспомощная, словно угодившая в паучьи сети муха. «Kessem rue», – вместо имени матери шептала она. Да, печать Дэмьена не позволяла призвать полуночную магию, но печать все же не на душе, а на теле, оставшемся в мире живых. Так почему, черт возьми, заклинание не срабатывало?!
– Моя милая, милая Морриган… – пропела Леди Ворон, подплывая ближе.
Этот ласковый тон и мягкое покачивание головы воскресило в памяти картины далекого детства. Ей семь, и полуночная магия никак не дается. Не дается, к слову, и рассветная зеркальная магия. Именно с нее, скрепя сердце, пришлось начать Бадб, чтобы развить в дочери способности зеркалицы.
Перенос отражения представлял собой простейший магический трюк, бесполезный, призванный лишь позабавить публику или отточить навыки колдовства. Нужно было поднять зеркало, чтобы в нем отразился какой-то предмет, человек или часть комнаты, а затем повернуть зеркало и заставить изображение в нем остаться прежним.
Но сколько бы Морриган ни шептала заклятье, отражение упрямо менялось, как и предначертано зеркалу, послушно отражая реальность. Был тогда и этот взгляд, и покачивание головы, и затаившееся на дне черных глаз разочарование. Морриган, которая унаследовала от матери не только дар, но и неумение проигрывать, с пылающими от стыда и гнева щеками выкрикнула: «Sera mortale». Она подслушала это заклинание у Бадб и никогда прежде его не тренировала. Однако ярость в ней зажгла невидимый фитиль, и проклятое зеркало разлетелось на осколки. Наградой ей стала довольная, как у сытой кошки, улыбка матери.
Сегодня придется обойтись без награды.
Леди Ворон взмахнула руками, словно крыльями – скрестила на груди на мгновение и резко развела. Что она шептала в этот миг, Морриган ни услышать, ни прочитать по губам не сумела. Теней разметало по разным сторонам мира мертвых, смело штормовым ветром. Будто их сила для Бадб ничего не значила.
Освобожденная, Морриган потерла запястья, прогоняя когтями вцепившийся в кожу холод. А с ним досаду, будто с детства оставшуюся в ней, прочно пустившую корни. Даже столько лет спустя она все еще была слабее, все еще проигрывала матери во всем. Пожалуй, кроме того, что осталась живой. Однако если учесть силу Бадб, казалось, только возросшую со времени ее смерти…
Сомнительное преимущество.