Глаза его остекленели, лицо превратилось в застывшую маску. Скользнув по ней безучастным взглядом, он развернулся и вышел из комнаты. В полном замешательстве Алиса некоторое время прислушивалась к звуку удалявшихся шагов, затем попробовала вернуться к Магеллану, но не смогла разобрать ни слова: поведение Кроули выбило ее из колеи. Он сказал:
ттт
– Сколько? – спросил Проктор.
Приподняв оконную раму, Алиса наполовину высунулась из окна. Как ни странно, но несмотря на фиаско, которым окончилось их первое занятие, и на ту явную неприязнь, которую он питал и к Кроули, и к самой Алисе, Проктор все же согласился продолжить ее обучение, и вот сейчас она напряженно всматривалась в ничего не подозревавших прохожих.
– Они так далеко, что трудно сказать наверняка.
– Сколько? – неумолимо повторил Проктор.
– Два, – сказала он, разглядывая улицу. – Два полуночника. Один большой, другой маленький. Большой полуночник принадлежит дельцу с тросточкой, правда, выглядит он неважно, какой-то потрепанный. А маленький сидит на плече у дамы с белой собачкой. Женщину бьет дрожь, и полуночник ласкает ее лицо крыльями. Но вряд ли она это чувствует, верно?
Алиса замолчала и слегка прищурилась, уносясь взглядом вдаль. При виде собачки у нее заныло в груди: ей так захотелось прижаться к Бо, милому и ласковому старенькому терьеру.
– Можно мне отдышаться? – попросила она, с неохотой отрывая глаза от окна.
Ладонь ее взмокла от напряжения, и перо Сильвии, которое она слишком долго держала в руке, скользнуло на пол.
– Попробуйте упражняться
– Без пера я не вижу никаких полуночников, – откликнулась Алиса, нетерпеливо смахивая упавший на лицо локон. – Даже с пером я не всегда понимаю, что вижу, и мне приходится обращаться к книге.
– Забудьте вы эти книги. Положитесь на интуицию.
– Души людей открываются мне лишь тогда, когда я…
Алиса вовремя спохватилась. Нет, она не расскажет Проктору, что гладила полуночника Саши. Это невозможно – после того, как он запретил ей прикасаться к нити, связующей людей и птиц.
Она нагнулась, чтобы подобрать перо, и наткнулась на бугорок на деревянном паркете. Странно. Она могла поклясться, что раньше его здесь не было.
– Проктор, – недоуменно нахмурилась Алиса, – а вы… вы
Проктор обвел ее острым, щупающим взглядом. Его обожженные веки казались Алисе кусками сырого мяса.
– Это опасно.
– Почему?
– Трогая нить, – пояснил он задумчиво, – вы нарушаете союз души и тела. Высасываете из человека энергию и оставляете его корчиться в агонии. И тогда у человека срабатывает защитная реакция и весь свой остаток сил он в неистовой злобе обрушивает на вас. – Он внимательно посмотрел на нее, убедился, что она его слушает, и продолжил: – Трогая нить, вы причиняете человеку не только физическую боль, но и боль душевную. Все самые страшные переживания, воспоминания, горечи и печали обрушиваются в этот момент на человека, и он швыряет их в вас посредством нити. И ваш разум погружается в хаос.
– Нить в наших руках… мощное оружие, Алиса. Но готовьтесь поплатиться рассудком за то, что прикоснетесь к ней. Разве мало нам собственной боли? Зачем нам погружаться в пучину чужих страданий? – Проктор прочистил горло. – Так мне, по крайней мере, говорили. Сам я никогда не дотрагивался до нити.
Алиса посмотрела на его полуночника. Проктор лгал. Конечно, она могла ошибаться, но и Магеллан, и ее внутренний голос твердили в унисон: Проктор ее обманывал.
– Только птицеловам дано касаться нити, – вещал Проктор. – Однако это вовсе не означает, что нам следует к ней прикасаться.
Он потупился.
– А что будет, если погладить самого полуночника? – спросила Алиса.
– Это невозможно.
– Но все-таки?
– Это
Алиса капризно надула губы. Но ведь у нее получилось. Она
– Разрешите вам кое-что показать?
Алиса подошла к кровати, заваленной книгами, которые принес Кроули, и взяла одну из них.