Полупрозрачный палимпсест

Постой; покуда Прометей за работой, закажу-ка я полный комплектъ человѣка желательной мнѣ модели. Imprimis, семи саженей росту въ носкахъ; потомъ, грудь чтобы какъ туннель подъ Темзой; дальше, ноги съ корнями, чтобы твердо стоять на одномъ мѣстѣ; затѣмъ, руки въ полтора аршина до запястья; сердца вовсе не нужно, лобъ мѣдный, и полдесятины отборныхъ мозговъ; и, дай подумать, заказать что-ли глаза, чтобъ глядѣли наружу? Нѣтъ, а лучше сдѣлать темя прозрачнымъ, чтобы свѣтъ проходилъ внутрь. Вотъ, принимай заказъ, и ступай прочь.

Вотъ те разъ, о чемъ это онъ, и съ кѣмъ? хотѣлъ бы я знать. Оставаться или уходить? [въ сторону].

Куда годится архитектура, коли куполъ слѣпой; мой во всякомъ случаѣ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ; мнѣ нуженъ фонарь.

А, а! вотъ оно что! Тутъ два у насъ, а мнѣ и одного довольно.

Для чего ты суешь мнѣ въ лицо этого держивора? Совать свѣтъ въ лицо хуже чѣмъ дарить пистолеты.

Я думалъ, сударь, вы говорите съ плотникомъ.

Съ плотникомъ? что жъ – но нѣтъ; – весьма пристойное и я бы сказалъ чрезвычайно достойное занятіе у тебя тутъ, плотникъ; – или можетъ быть ты предпочелъ бы работать въ глинѣ?

Э… сударь… Въ глинѣ? въ глинѣ изволили сказать? Да это вѣдь грязь; въ глинѣ пускай копаются кто роетъ канавы-съ.

Да онъ нечестивецъ! О чемъ это ты чихаешь все время?

Отъ кости бываетъ много опилокъ, сударь.

Ну тогда заруби себѣ на носу; когда помрешь, смотри не хорони себя у живыхъ подъ носомъ.

Что-съ? – о! а! – пожалуй; – да – о, Господи!

Послушай, плотникъ. Я полагаю, ты считаешь себя исправным, добрымъ мастеровымъ, такъ ли? Въ такомъ случаѣ, не будетъ ли лучшей аттестаціей твоей работы, ежели, когда приду, чтобы приладить ногу, которую ты работаешь, я буду все-таки ощущать на томъ же самомъ мѣстѣ другую ногу; то есть, плотникъ, мою старую, отрѣзанную ногу; ту, говорю, которая изъ плоти и крови. Не можешь развѣ изгнать совсѣмъ этого ветхаго Адама?

По правдѣ сказать, сударь, я начинаю теперь кое-что понимать. Да, слышалъ я кой-какія презабавныя вещи по этой части; будто когда у человѣка снесетъ мачту, он все-таки не вовсе теряетъ чутье старой реи, и она нѣтъ-нѣтъ да покалываетъ. Позволите ли спросить, такъ ли оно бываетъ на самомъ дѣлѣ-съ?

Такъ, пріятель, такъ. Вотъ: поставь твою живую ногу на мѣсто, гдѣ была моя; смотри, глазъ теперь различаетъ только одну ногу, а душа – двѣ. Тамъ, гдѣ ты ощущаешь пощипыванье жизни; тутъ, именно тутъ, до послѣдняго волоска, чувствую его и я. Не загадка ли?

Съ вашего позволенія, задачка мудреная-съ.

Ну такъ молчи и слушай. Почемъ ты знаешь, можетъ быть какое-то цѣльное, живое, мыслящее существо или вещество невидимо и невзаимопроникновенно стоитъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ ты теперь стоишь; и стоитъ притомъ наперекоръ тебѣ? Неужели ты не опасаешься, въ часы самого полного уединенія, что тебя подслушиваютъ? Погоди, не говори ничего! И если я до сихъ поръ чувствую боль въ моей искромсанной ногѣ, хоть она теперь давно ужъ разложилась на составныя части; то отчего тогда, плотникъ, нельзя чувствовать всегда жгучую адскую муку и безъ тѣла? А!

Господи Боже мой! Право, сударь, если на то пошло, придется дѣлать разсчетъ заново; кажись, я ошибся въ дроби.

То-то: коли голова садовая, не слѣдуетъ дѣлать ученыхъ пропозицій. – Когда нога будетъ готова?

Черезъ часъ, я такъ думаю, сударь.

Ну, тогда валяй, додѣлывай, и принеси ее мнѣ [поворачивается, чтобы уйти]. О, Жизнь. Вотъ я, гордый какъ греческій богъ, а стою какъ проситель-должникъ у этого олуха, чтобъ онъ мнѣ изготовилъ кость, на которой я могъ бы стоять! Будь проклята взаимная долговая зависимость смертныхъ съ ея неистребимыми гроссбухами. Былъ бы я воленъ какъ воздухъ; но я записанъ въ конторскихъ книгахъ всего свѣта. Я такъ богатъ, что не уступилъ бы цѣны самымъ богатымъ преторіанцам на торгахъ римской имперіи, а это и былъ весь свѣтъ; и однако я въ долгу за плоть того самаго языка, которымъ бахвалюсь. Надо же! Найти какую-нибудь плавильную печь, да и туда, и раствориться до одного маленькаго, до предѣла сжатаго позвонка. Да.

Плотникъ (снова берясь за работу)