Но Тёпу не переделать, гостям от дома не отказать. Через день-два здесь снова царил хаос, на пол сыпались новые окурки, по углам стояли и катались, звеня, пустые бутылки. Дина Наташе не помогала. И у Наташи опустились руки.
А тут явились и вовсе страшные новые женщины, которые матом ругались, но их все так же восторженно обнимал лысый барабанщик.
В ванной текло. В дверь с выломанным не раз замком сквозило.
Постирав свое бельецо, Наташа уходила в отведенную нам малую комнатку и ложилась на диван. Личико у нее становилось обиженным, пухлым, как у ребенка. Наверное, снова вспоминает о райской жизни у Мамина…
Как-то ночью я проснулся — плачет. Шмыгает, трясется… Единственное, чем я могу унять ее слезы, — поцелуями и всем тем, что еще есть у Андрея Сабанова… Юная моя спутница тут же становится другой, расцветают глаза, ей все интересно. А мужик я еще не мертвый, черт побери. Хотя иной раз, отвернувшись к стене, начинаю прикидывать: мне — 36, а ей — 16. Когда ей будет 36 — самый требовательный срок у женщины, мне будет 72… Стану совершенный старик.
Опять скитаться одному во вселенной? Люби меня, красавица. Тело твое — под шелковистой кожей словно ремни натянуты… Не бросай. Я все сделаю для тебя. Прости, что покуда масть не идет, как говорят картежники…
20
И снова — сон!.. В глуши России,в траве зеленой, при лунележали женщины нагие…Они мертвы, сказали мне.Я замер в стороне с испугу.И вижу вдруг, что все онипохожи на мою подругу!Господь, спаси и сохрани!Там одинаковые лица…все одинаковы тела…Мне говорят: зачем молиться?Ты воскреси — и все дела.Которая, скажи — очнется,поднимется — и за тобой…Да как узнать? Наталья, солнце,хоть глаз свой синенький открой.Но неподвижны в бледном свете…У смерти чтоб свою отнять,тела мне ледяные этинемедля надо все обнять.Мне помнится у ней наивныйдухов цветочный аромат…А космы — с золотым отливом…И пальчик на ноге поджат…Но все доподлинно приметына них повторены на всех!И даже медные браслеты…Стою и слышу чей-то смех!Иль это песий лай в дубраве?Зажги сильней свой луч, луна!О, да, свой бал веселый правит,в кустах смеется сатана.То, что я вижу, это — чёртаменя настигнувшая месть,за то, что улыбался гордо,не отдавал всего, что есть.За то, что сохранить желаюродных и — хоть какой талант…Но обещал — и пожинаю.Стою среди небесных ламп.О, где же бабочка из сказки —она кружила бы сейчаснад головой моей Наташки,коснулась — мимо унеслась.Любимая! Ну хоть рукоюпошевели… или вздохни…Но белою толпой немоюлежат передо мной они.Я опускаюсь на колени.И слышу страшный, страшный стон…И гаснет лунное свеченье…Но не кончается мой сон…И я кричу: убейте скрипку…берите музыку мою…Верните лишь ее улыбку…я все навеки отдаю.Готов стоять в снегу годами,дышать цементом и огнем.Верните с синими глазамилюбимую — она мой дом,моя вселенная, забава,загадка света, бытия,и воскрешение, и слава…и если надо — смерть моя.21