Они быстро прошагали в дом. У них что теперь там, штаб? Еле поднявшись, Андрей поплелся прочь. Если бы Наташа оказалась в квартире Мамина, она бы услышала разговор мужчин, выглянула в окно. Но кто ее теперь туда пустит, даже если была любимой женой пахана? И что ей там надо? Квадратные метры мертвеца?
Андрей вернулся домой — Наташи нет. Что же делать? Да плюнуть, немедленно ухать к маме, побыть с родными, поплакаться, ничего не объясняя… Попить со свояком Димой… Посидеть, глядя на старые милицейские штаны отца, фуражку, стоптанные тапки…
Вышел на улицу, постоял, бессильно жмурясь на свет вечереющего солнца, взял в киоске бутылку красного вина.
Вернулся — выпил, как красную воду. Стало еще раскаленней на душе от одиночества. Снова выбрел на улицу.
Что-то случилось с Наташей? Ее увидели бывшие дружки Мамина, увезли куданибудь? Колотюк сказал: у них началась война между разными отрядами Мамина. Зачем им девка?.. Может, она что-то особенное знает? Да ну, чушь. Что она может знать? Нечего из банальной истории кроить детектив. Да, всё так, но они-то могут в самом деле верить, что Наташа что-то этакое знает, помнит? Например, куда дел золото, деньги и т. д. Уж наверное, у него были деньги. Но уж наверное у него есть счета в лучших банках! Он не вор с улицы.
Андрей снова потащился по городу и встал как истукан — так вышло — перед тем самым проклятым гастрономом, с которого все и началось, над которым висела красочная вывеска с колбасой, виноградом и цветами по краям: «СУПЕРМАРКЕТЪ». Зашел. Медленно, с чувством собственного достоинства что-то выбирали пахнущие прекрасными духами дорого одетые дамы. Среди них Наташи не было.
Вернулся домой — она стояла в подъезде, в темном углу, прислонясь к жестяной батарее отопления, как пацанка.
— Ты где была? — спросил он у нее, стараясь сдерживать раздражение и открывая дверь.
Она села, не снимая своего синего плаща.
— Ходила к нашему дому… там другие люди живут. К маминому дому, — она пояснила, уловив его сверкнувший взгляд. — Я думала, его трактором раздавят… барак же. А там люди.
Они замолчали, не глядя друг на друга. Андрей нарезал хлеба, заварил чая. Она не помогала, сидела понуро, на ботиночках ее был сор. И пить не стала — прикоснулась к чашке, отставила.
Сказала:
— Может, уедем тогда? Если тебе тут неприятно.
— Мне предложили работу.
— У цыган?.. — Личико ее вдруг легкомысленно засияло. — Слушай, а этот телефон работает в нашем городе? Она вытащила из дорожной сумки трубочку с антенной, раскрыла цыфирки. Он удивленно подумал: «Не оставила. Вот клептоманка.» — Давай позвоним в тот дом? Позвони ты. Мол, кто сейчас живет и прочее. — Зачем? — А слухи ходят… Что он мне завещал что-то. Вот как. — Тебя видели, узнали? — Соседи. — Она потупилась, но теперь щеки ее заалелись от радости. — Как набросятся… «Ты, видать, из Америки?..» «Ничего не понимает, — подумал Андрей. — Не боится.» Протянул руку, взял трубку, вопросительно глянул на Наташу. — Двадцать два тридцать три двадцать два… — почти шепотом выпалила Наташа. Никто не ответил, шли длинные гудки. — Имущество, конечно, конфисковали… или его дружки разобрали, сказал я, закрывая трубочку. — Тогда… — она глянула на часики на золотом браслете. — Я… в сберкассу схожу?.. Он же мне еще тогда деньги перевел… может, выдадут? — У тебя нет документов. — Когда меня приводили туда, я одной сувенир подарила. Может, вспомнит. — Она поднялась, сделала очень взрослое, озабоченное личико, погладила плащ на груди и пошла к двери. Андрей почему-то страшно обиделся. Она сейчас получит свои деньги, и он окажется в положении ее бедного женишка. Она все эти месяцы лишь из-за страха забыла о богатой жизни… А сейчас ей снова захочется иметь красивые вещи. Когда она ушла, он включил музыку и лег… По странному совпадению в магнитофон попала пленка с «Болеро» Равеля. И услышав ее тревожный и страстный ритм, слушая ее всю до конца, он словно воочию пережил ее с Маминым соитие в роскошных апартаментах красного дома… Как она разевает рот, заводя вверх глаза… и играют ремешки ее тела под шелковистой кожей… в одном месте горячие, в другом зябкие… В слезах уснул. Очнулся — уже в сумерках, кто-то стоял на пороге… Наташа уронила перчатку. — Что? — спросил он. Она молчала, только слезы блестели на щеках. Он поднялся. Путаясь в словах, оглядываясь (снова чего-то боится), Наташа рассказала, как пришла в сбербанк, ее, конечно, узнали, работница за стеклом заулыбалась, но, приняв в руки сиреневую книжечку и вытащив из стойки личный счет Наташи, вдруг нахмурилась. То ли там что-то было написано особенное (деньги арестованы?), то ли счет велик, но девица как-то она странно посмотрела на гостью и процедила: