Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Слушайте, это правду про вас рассказывают, Александрыч?.. Будто бы с утра по старинке явились в Институт физики, в лабораторию плазмы… ну, где раньше работали… и весь день там просидели…

— Сказки! — раздраженно буркнул Алексей Александрович.

Уже торопясь уйти, перед железными дверями он широко махнул рукой, задел какой-то крюк, торчавший из стены, и глубоко взрезал белую мякоть в основании большого пальца.

Вот он, знак, да знак огромный, как нарисованный красный «кирпич» над дорогой! Сюда проезд закрыт. Вышел, сося руку, и побрел домой…

Вокруг маячила толпа, мигали красные огоньки машин, было шумно и красочно. Но что это? Собака с красным глазом, с обкусанным боком… стоит возле светофора, ждет зеленого света. Значит, знавала лучшие времена, разбирается в правилах уличного движения.

— Идем-ка со мной, дружок…

И, диво, на этот раз пес не огрызнулся, а послушно пошел за ним.

2

— Проходи, старина. Мы тебя назовем Тарзан. Люди, у нас новость! — По дороге Алексей купил собаке дешевой колбасы, и новый друг не побоялся зайти с ним в расшатанный гремящий лифт.

Но никто в квартире не откликнулся. Оставив пса возле двери, Алексей Александрович прошел в комнату матери. Мать плакала, сидя на койке, хлюпала носом и утирала глаза платочком.

— Что, что? — растерялся Алексей Александрович. Увидел в дверях кухни сына. — Опять куда-нибудь привязал?

— Да ты че! — заверещал Митька, отбегая от отца подальше и приседая в углу. — Это мамка…

Из спальни выплыла супруга, в очень тесном белом платье до пят, без талии, вся — словно толстый мучной червь.

— Зачем на ребенка кричишь? Пьяненький сегодня? Не надо вымещать отрицательные эмоции на нежных детях. Ты понюхай-ка…

— Что, что?! — уже потише, но хрипел Алексей Александрович.

— Я в магазин пошла, а ее за кашей последить…

Да, на кухне пахло подгорелой кашей. Видимо, мать уснула.

— Ну и что? — снова накаляясь, шипел жене Алексей Александрович. Из-за каши? Он готов был задушить Брониславу.

— Но я прощаю! — пропела Бронислава.

В дверях появилась мать Алексея и прошелестела:

— А вот не надо мне ваших милостей!.. Я пенсию получаю. — Она так это сказала — никогда сын не видел столько презрения на ее маленьком лице. Сейчас пойду и принесу хоть десять килограммов!

— Да перестань, мамочка! — Бронислава продефилировала к плите, виляя задом. — Я, собственно, из-за кастрюли… Немецкая…

— Ну и что? — прокричал Алексей Александрович.

— Ничего, — отвечала жена. — Говорю же, мелочь. Купим! Ой, кто это?! Она увидела пса. — Пупсик! — Пошла к порогу, протягивая руки.

Пес привстал и зарычал, Бронислава обиженно остановилась.

— Ну-у-у! Это ты на меня?! Зараза! — И повернулась к мужу: — Чья?

— Теперь наша.

— Ты что, с улицы привел? Я подумала, кто-то попросил на время… Фу! У нее синяк. И грязная. Нет-нет-нет!

— Да, да! — закричал тонким голосом Алексей Александрович. — Да!

Наступила тишина. Бронислава пожала плечами, захихикала:

— Да ради Бога! Я пошла спать.

Когда она удалилась, мать — все еще стоя на пороге в свою комнатку тихо сказала:

— А еще Митя иконку забрал…

— Ну пошутил я… — пролепетал, кривясь, Митя. — Я ребятам во дворе показывал. Мы на компас проверяли, действует или нет… У вас под кроватью, бабушка… я не успел на полку поставить…

Алексей Александрович, пройдя в комнату матери, достал из-под кровати газетный сверток, развернул и подал матери черную прабабкину иконку, присел рядом. Старуха опустила голову.

— Я же понимаю… Помирать пора, а я хожу тут, мешаюсь… И ем некрасиво… слепая тетеря!

— Да перестань! — Сын взял ее за холодную, в голубых нитках тонкую руку. — Не говори так! Вот сделаем операцию, заменим хрусталики…

— Чем же ужинать будешь, миленький?

— Да творогу поем, какая ерунда. — Он обнял старуху.

Прошло несколько дней. Митька по поручению отца с гордым видом выводил Тарзана во двор, пес был смирный и только на Брониславу рычал, пока однажды она ему не принесла с базара большую сахарную кость. Но на следующий же день, взявшись выгулять его, Броня вернулась с оборванным ремешком.

— Сбежал! — заявила она с порога, шумно дыша. — Увидел какую-то собачонку и… вот, оторвал.

Алексей Александрович, успевший привыкнуть к доброму молчаливому псу, недоверчиво смотрел на жену. Нет, кажется, не врет.

— Может, найдется? — жалобно спросил Митька. — Он мне руку подавал!

— Может, найдется, — согласилась Броня.

Однако как ни всматривались утром и вечером отец и сын в бегающих в округе собак, Тарзана нигде не было. И даже мать, которая, кстати, никогда не любила зверей в доме (шерсть, пух от них!), вдруг посочувствовала:

— Глаза у него были добрые.

Казалось, снова в квартире наступил мир. Но вдруг за ужином Бронислава напомнила мужу:

— Зря не купили дачу Севастьяновых. Сейчас за городом так хорошо…

— Броня! — Он уставился на жену, не понимая, шутит она или говорит всерьез.

— Ну нет так нет, — деланно улыбнулась жена. — Так и будем жить на уровне травы… при всех твоих талантах… Белендеев прав.

— Он что, с тобой говорил?! — Алексей Александрович зубами скрежетнул. — Когда успела?

Бронислава кокетливо повела круглым плечом.