Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Еще бы! Там такой детектор — считает отдельные фотоны! Меньше уже нельзя. Газонаполненная камера, газовый счетчик. Когда фотон пролетает, засвечивается. И вся информация — на компьютер. Запоминающее устройство набирает информацию. Сейчас продали производство такой же установки в Орел и лицензию в Китай. А я придумал дальше — стереоизображение. Когда две экспозиции, под углом. Надеваешь очки и прямо с экрана видишь, что у тебя внутри.

— Да? Я так мечтала о ребенке!.. — залилась слезами Люся.

……………………………………………………………………………….

Он прожил у Люси три дня. На работу, естественно, ходил. Братушкина не было — сказали, болен. В буфете все поздравляли Попереку с европейской премией, но везде он чувствовал — или ему мнилось — отчуждение. И он еще резче, чем прежде, дергал шеей, как если бы ему мешал тесный ворот.

От Инны до сих пор из-за границы не было вестей.

Наталья не звонила. Сын не звонил.

Утром четвертого дня Поперека вернулся с пробежки по парку вдоль реки — Люся встретила его круглыми глазами.

— Скорей, скорей!.. Снова о тебе.

На экране (2-й местный канал) ведущая говорила:

— Как выяснилось, наш новоиспеченный лауреат Поперека передал засекреченные образцы почвы возле атомной электростанции в иностранные лаборатории. И сейчас к России могут быть применены жесткие санкции по линии ЕЭС за геноцид местного населения. Так говорят коммунисты. За свои действия наш известный физик и получил премию имени Брема.

— Скоты… — пробормотал Поперека. Ему стало душно.

— Бараны… — поддакнула Люся. — Крокодилы…

— Так же стало известно, — продолжала диктор, — что за хулиганское проникновение Попереки на территорию Атомграда прокуратура возбудила уголовное дело по статье сто шестьдесят четыре, пункт два — хищение предметов, составляющих особую ценность, совершенное группой лиц по предварительному сговору… такое преступление наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати с конфискацией имущества.

Поперека с вызовом расхохотался.

— Вот тебе и премия! Вот тебе и слава!

— Нет-нет, они не посмеют… — заверещала бывая жена, бегая вокруг. То выключая телевизор, то включая — вдруг еще что-то расскажут.

Петр Платонович выдернул штепсель из розетки и сел на стул посреди комнаты.

— Меня посадят, — сказал он уже тихо, кусая губы. — Ну и пусть..

— Как ну и пусть!.. — ахнула Люся. — Тебе надо бежать. Или поднимать народ!

— Я и говорю. Только это и может качнуть толпу трусов. Если они хотят выжить, им надо проснуться. Никаких радиоактивной грязи на наши берега. Никаких заводов по переработке. Если не хотим, чтобы Сибирь превратилась в родину мутантов с двумя головами.

Зазвонил телефон — наверное, коллеги, которые знают, где в последние дни обитает Поперека. Но Петр Платонович сделал знак, чтобы Люся трубку не снимала.

— Нет, все нормально. В России истинный ученый должен посидеть в тюрьме. Скажи, кто не сидел? Королев, Туполев, Вавилов, Термен… назови не сидевшего — и я откажусь от свои слов… Ландау — сидел. Мало, но сидел. Наш Левушкин-Александров… полгода ему душу мотали…

Но почему, почему вся эта орава вцепилась в него? В самом деле, только по той причине, что он ни в какую партию не входит? Неужели нынче непременно нужно быть в том или ином стаде? Тем более, что через полтора месяца ожидаются выборы в Государственную думу… а лидеры всех этих стад давно потеряли уважение народа из-за своего лицемерия и казнокрадства… им нужны свежие лица…

«Или еще хуже — грядет революция, как прочит мой сын? И тут уж точно в нынешней России, как века назад в древней Иудее: кто не с нами — тот против нас!»

20

Свадьбу сына играли в кафе «Звездочка». То ли потому выбрали этот подвальчик, что название чем-то близко к военной службе ГУИН, то ли потому, что он на задворках и цены здесь не такие высокие, как в центре. Хотя хозяева и здесь — темноликие парни с Кавказа.

Во главе стола сидели Кирилл в форме десантника (вот упрямец! Явился весь в пятнистом, грудь нараспашку, на груди — синие полосы тельняшки) и его невеста Татьяна, одетая в голубенькую блузку и красный кожаный пиджак, с этого дня официально освобожденная из колонии, — подгадало начальство. Она сидела, выпрямясь, как школьница, с постным лицом, только изредка жгучие взгляды, которые она бросала на говоривших, выдавали ее характер. Непрост, видимо, характер, если едва убила свою соперницу.

Слева от нее — Мария Ильинична, мать, приехала с Байкала. Крепкая женщина лет сорока пяти, на лицо — бурятка. Справа от невесты — Петр Платонович в костюме, с малиновой бабочкой вместо галстука, и Наталья Зиновьевна в невзрачном на вид, но дорогом французском вечернем платье в синюю искорку, купленном Поперекой лет десять назад в Страсбурге.

За противоположным торцом стола восседал в гражданской одежде, при трех медалях, начальник колонии, высоченный, с рыжими руками полковник Палкин Иван Артемьевич. Рядом притулилась его супруга Инна Аверьяновна, маленькая, смешливая, в чем-то пышном и белорозовом. Как выяснилось в разговоре, она парикмахер в зоне.