Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Наталья ничего не смогла более сказать, только прижала его легкую горячую руку к губам… А он долго молчал. Нет, он сейчас не был в забытьи. Ей показалось, он разглядывает ее со смутной улыбкой. И что он такое говорит? Он продышал, просвистел ей рваные слова:

— Не пачь… (Не плачь?) у нас сё быо… хо-ошо… токо Лена дайко (Далеко?)… хтел вучку тцать научить… (Хотел внучку танцевать научить?)

— Милый, помолчи!

Но он не мог замолчать. Поперека должен был договорить.

— А ты… кода стретимся там… (Когда встретимся там?) перый таец мой… хо-ошо? (Первый танец мой… хорошо?)

Он что-то еще шепнул — Наталья уже не разобрала — и вдруг его выгнуло… началась агония…

Жена метнулась делать уколы. И один прямо в сердце. Но все было бесполезно.

В четыре часа двенадцать минут утра его не стало.

26

В белом тумане плыли они. Это возле лодочной станции на Обском море.

Забрав студенческие билеты и аспирантские удостоверения в залог, юношам и девушкам выдали лодки и весла.

После теплых июньских дождей солнце снова стало калить зеленоватую воду, и с утра белый туман заволок, заткал мир.

Туман был так густ, что казался театральным дымом, и от этого все радостно вопили, теряя друг друга из виду, пели и свистели, как малые дети.

Кто в плавках, кто в майке от ультрафиолетового излучения, кто без ничего… плюхнутся в воду и вновь заберутся на дощаники…

Бренчала где-то рядом, как за ватной стеной, гитара, но не было видно гитары, да и лодки соседней не было видно…

Бормотал у кого-то вдали транзисторный приемник, над ласковой сметанной водой чужеземный диктор с акцентом докладывал, какие перемены ожидаются в СССР. Но и этой лодки не было видно…

Он, как убежденный единоличник, греб один в двухвесельной лодке. А она почему-то оказалась тоже в своей лодке одна.

И хотя он потом подсчитал, что вероятность их встречи в этом белом сверкающем мороке была равна десяти в минус третьей степени (учитывая длину лодок, количество лодок, а также инстинктивное нежелание большинства уплыть подальше от берега), но именно их лодки столкнулись лоб в лоб.

Сказать правду, не совсем лоб в лоб — нос его суденышка глухо стукнул и заскользил по левому борту ее лодки, и только по этой причине ее лодка не перевернулась — он успел ухватить за край.

Она взвизгнула:

— Ой! Так нельзя!

Быстро перебирая руками дощатую опояску, он подтянул и уравновесил оба суденышка.

— Простите, туман… — и довольно нагло, с мальчишеской улыбкой. — А можно ближе вас рассмотреть?

И кто знает, почему, но строгая отличница, будущий врач, ответила, держась руками за борта:

— Можно… если очень хочется… — И только в последнюю секунду подумала, что зря поплыла в одной распашонке и купальном костюме.

А он был в красных плавках и тоже босой. Внезапно как волк или тигр взял да и перепрыгнул к ней в лодку. И снова уравновесил суденышко, увидел ее красивейшее в мире лицо и рассмеялся.

И сел рядом на поперечинку, бесцеремонно оттеснив девушку, чтобы верно центровать лодку, и еще и еще раз заглядывая ей в лицо, рывками, как в солнце, начал быстро и уверенно говорить:

— Я открою тайну жизни и смерти… и закрою тайну смерти, а дверь в тайну жизни оставлю открытой…

Она ничего не понимала — о чем это? Хвастливый бред, или в этих его словах какой-то смысл???

Вдали послышался гром — неужто снова будет гроза? Надо бы скорее выбраться на твердый берег… А он продолжал, а он говорил:

— Все молнии — мои, как веревки в цирке… не бойся и слушай меня! Все волны вокруг, как овцы, — сейчас разойдутся в стороны…

Самое удивительное — лодка, на которой он появился до встречи, плыла за ними будто сама по себе. И никакой ниточки не был видно. А он продолжал, смеясь острыми зубами и сверкая острыми глазами:

— Я гений, я волк… и ты будешь со мной… ты мне нужна, как хлеб…

Жилистый, тонкий в бедрах, обладающий, по видимому, невероятной жизненной силой, он околдовал ее своими бесконечными словами, он цитировал Монтеня и Канта… Эйнштейна и Лермонтова…

Твой любви я жду, как дара,
И вечность дам тебе за миг.
В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края,
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя!.. —

и рисовал в молочном воздухе круги и треугольники, объясняя строение атомов и заодно всей вселенной… вскакивал и садился, и вдруг переваливался за борт, словно его сжигал некий пламень и нужно было остыть…

Они вернулись на берег, решив немедленно пожениться. И у них родились сын и дочь, очень красивые добрые люди. А сами они тоже жили долго и, как мне кажется, умерли в один день.

27

В день прощания с Поперекой собралось много народу возле его дома — такой толпы не бывало со времен гибели прежнего губернатора. Тот, помнится, в гололед повел самолично машину и врезался на повороте в бетонный столб, прихватив с собой двух наиболее приближенных журналистов и охранника.