Это предложение можно было воспринимать как в смысле философском, так и в самом простом, житейском. Калиткины значительно промолчали, Толик словно и не расслышал слов незнакомца, а Кузьма Иванович, подумав, кивнул. Каждый, наверное, по-своему понимает общие фразы.
— Что-то они там долго? — буркнул Толик.
— Да пускай, — зевнул старший Калиткин. — После вас мы по новой пойдем.
6
Наверху, под близким потолком с натеками смолы по щелям, было знойно, паляще, как во времена детства средь соснового бора летом. У Валентина Петровича вдруг зашумело и звоном растеклось в голове.
Ого, так можно и отключиться.
Решил сойти. Медленно, чтобы не обжигать кожу лишним движением в пламенном воздухе, подвинулся к краю, и, когда уже спускал ноги с одной ступени на другую, в глаза словно туман хлынул, под носом стало мокро — тронул пальцем, глянул: кровь. Растерянно сполз задом на пол и сел, запрокинув голову.
— Что? Что? — запрыгал вокруг Игорь. — Перегрелись, Валентин Петрович?!
— Ничего, ничего, — невнятно бормотал учитель. Идиот, что хотел доказать?
— Сейчас… сейчас… холодной водой… только надо выйти к джакузи…
Как сквозь сон Валентин Петрович видел: Игорь помог опустить ноги в воду, а спиною осторожно лечь на мрамор. И льет ему на лицо из душа.
Холодно, хорошо. Но кровь шла… он это, сглатывая, чувствовал… И зачем, старый дурень, так долго пролежал в парной?
— У меня к вам разговор те-а-тет, — торопился сказать Игорь. Надо говорить «тет-а-тет», да неважно. Чего он хочет? — Вы знаете, у меня есть сын… Андрей…
Да, Валентин Петрович часто видел его сына во дворе дачи, мальчик в прошлом году окончил школу, с дружками отрабатывает возле большого бассейна приемы рукопашного боя, что-то они там кричат, маршируют, надев черные рубахи. На рукавах круглые знаки с изображением то ли краба, то ли свастики с перевернутыми против часовой стрелки хвостиками. Иногда парни включают очень громко магнитофон, из которого рвется нарочито хриплый — под Высоцкого — бас:
— Так я не о нем. С ним уже поздно… — жаловался Игорь. — Кроме спорта, ничего не видит… обещали в сборную по хоккею, но ему на тренировке нарочно по мениску… теперь бредит уголовной романтикой… между нами, я через это прошел… тупик, ведь правда? Хотел его добровольцем в Косово… наших не трогают… но там уже кончилось, так?
А вот Ксения, ей шестнадцать, весной аттестат…
С высоты своего жилого этажа (над бетонным цоколем) Валентин Петрович летом часто замечал за красной кирпичной стеной во дворе тоненькую девицу — она сиживала с книжкой, как тургеневская барышня, на белых металлических качелях явно зарубежного производства. Она училась не у него, хотя мать девочки, Татьяна Ганина (такая у нее была девичья фамилия), окончила именно углевскую школу. Новые времена: Ксению отдали в английский колледж.
— Я бы просил вас… может быть, с ней вечерами, на каникулах… то есть, вы понимаете… вот как вы, Валентин Петрович, вашего ученика образовали… потом бы я ее за границу… — Игорь сидел рядом, также свесив ноги в воду, и, косясь в запрокинутое лицо старика, шепотом продолжал: — Деньги есть, поехать не проблема… английский она как бы знает, но этого ж недостаточно. А вот как там утвердиться? Что для этого надо?
— А что она умеет? — спросил или хотел спросить учитель.
— Она… — Игорь шмыгнул носом. — По физике неплохо, Кузьма Иванович ее хвалил… но зачем девушке физика? Верно?
«Еще не хватало вместе с Кузьмой работать и здесь…»
— Из разноцветных бумажек клеит зверей, птичек на картон… ну, это глупость, конечно… играет на фортепиано, хотя понимаю, самодеятельность… ей чего-то бы надо… Что самое главное для человека на Западе?
Учитель медленно сел. Кровь, кажется, более не текла.
— Главное… главное — уверенно и интригующе излагать свои мысли. — Он печально улыбнулся своей фирменной улыбкой — как сатир, левым краем сухого длинноватого рта, чуть не до уха. — Даже если этих мыслей и нет. Уметь строить мысль.
Игорь вскочил.
— Научите!.. я вас очень… заплачу хорошие деньги… — быстро забормотал он, наклонясь к старику. — Я вас умоляю…
— Я же пошутил… Игорь Владимирович…
— Нет-нет, я понимаю… как вести себя, как смотреть, как говорить…
Валентин Петрович, медленно дыша, подумал: «Ну, что ж… а почему бы в самом деле с ней не поработать? Может быть, на ремонт квартиры заработаю? Может быть, девочка все же что-то представляет собой?»
Татьяна-то Ганина была восторженная душа. Только рано замуж вышла.
Возможно, что-то и дочери передала. Каждый человек изначально талантлив.
— Если бы ваш сын жив остался! — воскликнул Игорь. — Я помню, они симпатизировали…
Валентин Петрович вздохнул и тяжело поднялся, не давая взять себя под руку. Голова кружилась и словно была в скафандре.
— Хорошо, подумаем. Идемте, неловко. Там уж, верно, решили: мы уснули.
7