Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Из ее слов Углев понял, что в последние дни и вправду старик пил, однако не так чтобы уж очень, но если раньше, выпивая, он веселился, произносил нарочито реакционные речи (все равно теперь не посадят!), то теперь был угрюм. Что-то его мучило. Может быть, по старой школе тоскует, говорила жена, где сейчас Углев командует. А может быть, на Президента России сердится, который окружил себя сплошь земляками да еще сотрудниками ЧК. «Сибирь возражает». Это его коронная фраза:

«Сибирь возражает». Как-то и Ельцину послал телеграмму по поводу, теперь уже забывшемуся: «Смотрите, Борис Николаевич, Сибирь возражает». Зачем такие телеграммы посылать? Их все равно никто не прочтет, только сами себе сердце рвем…

— Он же не может тихо. Он же громко. — Это верно, когда Шамоха говорит в здании, на улице люди его слышат, как радио. — Конечно, не тот уже нынче Кузьма Иванович, силы все ушли… но голос… это голос народа! — уже заводясь, как безумная, говорила старуха, приблизясь к Углеву и попеременно заглядывая ему то в один глаз, то в другой.

Углев дома у себя переоделся, как на работу, и поехал автобусом в больницу. К его удивлению, старик лежал в отдельной палате, с телевизором и холодильником. Как шепнули Валентину Петровичу медсестры, сегодня Шамоху сюда перевели из общей: все оплатил бизнесмен Игорь Ченцов. В палате рядом с постелью стоял столик на колесиках, на нем виноград и яблоки, точно такие же, какие вчера Углев видел в бане. Хорошо живет Игорь, имеет, поди, тоннами этот продукт.

Шамоха лежал под капельницей, лицом и руками поверх одеяла, серый, как будто на него голуби накапали, только круглые глаза посверкивают. Микроинсульт все же не конец света, лечащий врач, у которой сам Углев пару лет назад лежал с подозрением на инфаркт, сказала, что дед выкарабкается. Подойдя поближе и поймав шарящий взгляд Шамохи, Валентин Петрович тягостно подумал, что тот сейчас же начнет ворчать (на хрен пришел, лучше бы с молодежью деревья садил, как мы садили, когда еще новую школу обустраивали!), но, странное дело, дед раздвинул желтые губы в бороде, кажется, обрадовался.

— Валька?.. Ты?..

— Я. Как дела твои?

— А твои с девицей?

— С какой? — не понял Углев. — Брось эти хохмы.

— Ну не с Люськой же Соколовой… с дочкой Игоря. Прибавляет мозгами?

А, вон он о чем. И зачем ему? Углев медленно покачал головой.

— Ну, чуть-чуть. Мало культуры. Как с луны.

— А у меня вообще хана, — прохрипел старик. — Боюсь, Игорь завалит, а потом они меня где-нибудь пришибут. И на хрена ему кандидатская?

«Ты же сам идею подхватил», — хотел было укорить Углев, но промолчал.

Он понял из бранчливых слов Шамохи, что на все его опасения Игорь отвечает с легкой улыбкой: мы это оформим… и трет указательный и большой пальцы, давая понять, что не пожалеет денег. Но ведь в научном мире не везде, наверно, срабатывают деньги? На кого нарвешься. Если ехать в областной центр, там в ученом совете есть пара профессоров, которые помнят Шамоху по университету (вместе учились). В Красноярске имеется один член-корр — этот заканчивал сиречьскую школу уже при Углеве. Принципиальный, жесткий паренек.

Так куда Игоря лучше везти?

Валентин Петрович не знал, что и посоветовать. Он сидел рядом с Шамохой, тоскливо глядя на черный виноград, и у него было такое ощущение, что и сам Игорь где-то рядом, за дверью. И, стыдясь за недавний страх, наверно, поэтому чрезмерно громко, спросил:

— Слушай, Иваныч, ну, вот ты, умный, много знаешь, психолог отменный… почему вот ты нищий и я нищий, а эти ребятки… это что, все через кровь? Или в них все же талант коммерции?

Шамоха хмыкнул, поплескал белесыми ресницами.

— Наглость, больше ни х… Ты взятки берешь?

— Я?!.

— Да знаю, знаю… если бы брал, мне бы сто раз доложили… И я не беру.

Ну, не могу, бля! — Зло скалясь, Кузьма Иванович глянул на стекляшки капельницы. — Но дело не в этом. То, что они волки, само собой. Но неужто всё через чулок на морду? Не верится. Видать, у них чутье… опять же компашкой держатся… туда палец не всунешь… Может, какие-то оптовики, и хотели бы мимо них в наш городок пробиться, но хер в нос!.. — Он устал, помолчал, прислушиваясь к своему хриплому дыханию: — Сказать по правде, я обрадовался, что с копыт свалился… думаю, отстанет… а он всех врачей на уши… заграничные лекарства… придется готовить к защите…

И зачем Игорю ученое звание? Что за мода? Депутаты, главы администраций защищают диссертации… теперь и торгаши, воры… хочется показаться умнее, образованней? Углев вспомнил, как осенью после бани в первый и последний раз был в коттедже Ченцовых, Игорь провел гостя по всем трем этажам и с горделивым видом кивал на свои приобретения — живописные картины.

— Как, Валентин Петрович, одобряете?