Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

«Ты на днях, когда у нас Калачевские были, читал стихи Фета».

«Да, помню».

«Очень страстно читал».

«Разве?»

«Тебя любить, обнять и плакать над тобой».

«Да. „Сияла ночь, луной был полон сад…“, ты же помнишь?»

«Конечно, помню. Как она глядела на тебя».

«Кто? Эта тарелка со стены?»

«Ну не надо из меня дурочку делать».

«Я не делаю. Я уж забыл. Эмма Дулова?»

«Не я же».

«Знаешь, Марья… не знаю, смотрела она или нет, я не обращал внимания… а вот если бы ты посмотрела, я бы увидел».

«Ах, ах».

«Что?!»

«Ты не мог видеть, потому что смотрел мимо меня».

«Я читал. А мысленным взором…»

«Перестань. „Взором“. И вообще, когда ты произносишь такие слова, как „взор“, ты иронизируешь, знаю».

«Нет, в данном случае хотел сказать совершенно серьезно… мысленным взглядом…»

«Не надо».

«Это правда».

«Не надо, Углев. Все!»

«Маша! Когда я читаю стихи, я всегда смотрю черт знает куда. Хоть на царапину в стене».

«Конечно. Для тебя я давно стала царапиной на стене».

«Прекрати. Ты для меня все».

«Пушкин — это наше все». Понимаю.

«Что понимаешь?»

«Твою иронию. Рот-то съехал… как у сатира, вон куда…»

«Маша! Да что с тобой? Я всю жизнь так улыбаюсь».

«Ты со мной никогда в жизни и не говорил серьезно».

«А серьезно — как?»

«Ах, он опя-ять!..»

«Нет, правда, серьезно — как?! С умным видом о России, о просвещении?»

«А почему бы нет?»

«Ой-ой! Ручки на груди сложила. Но у нас, насколько я знаю, одинаковые взгляды!»

«Откуда это ты знаешь?»

«А разве не одинаковые?!»

«Значит, я для тебя пустое место, нечего время тратить».

«Да что с тобой, Машенька?»

«Конечно, эта вертихвостка хоть и старше на полтора года, а выглядит как куколка…»

«А ты?! Ты выглядишь замечательно!»

«Да? Вся цвету, как вода в вашем рукотворном море… Не видишь?

Высыпало черт знает что!»

«Пройдет. Мы же купили аскорутин…»

«Уедем отсюда. Эта артезианская вода… эти ветра… говорят, в степи от падающих ракет какая-то жидкость испаряется…»

«А куда ехать? Отступать некуда… везде Россия».

«Опять смеешься!»

«Нет, нет! Да и найдем ли мы там работу?»

«Тебя-то, заслуженного учителя, с руками и ногами…»

«Прямо в печку! Кому нужны пенсионеры?..»

«Не говори так, милый! Я не люблю тебя такого».

«А я тебя — всякую, моя Ермолкина».

«Не смей, не смей так называть!..»

«Милая Машенька, не бойся. Я — Дубровский».

«Уговорил».

Вечные эти их разговоры. Порою вслух, а бывает, и про себя…

22

После недельного перерыва вновь пришла ученица.

— Ну, что успели прочитать?

Нет, не о том. Надо попытаться излечить ее от невнятной речи.

Ксения явилась в мамином, видимо, платьишке, тесном уже для мамы, но роскошном, цвета взбаламученной морской воды (как на картине Марке «Ветер», видел когда-то в музее имени Пушкина в Москве), разве что огромное декольте не по возрасту. Гладкие икры (села, откинув ножки в сторону, как оперная певичка), гладкие руки — с браслетом серебряным над левой кистью и золотой цепочкой в два ряда — над правой. Туфельки цвета скрипки, также явно дорогие. А личико маленькое, моргает напряженно, словно Ксении хочется угадать: отметил ли учитель, как она повзрослела.

— Выглядите замечательно, — сказал очень серьезно Валентин Петрович.

— А сейчас мы будем работать. — Для начала предстояло ознакомить ее с достаточно понятными и достаточно интригующими правилами поведения в современном обществе. — Вы, конечно же, знаете, какие разные люди встречаются. Бывают внешне закрытые, но интересные… бывают открытые, но неприятные, давят словами, жестами… Как себя повести в незнакомом обществе?

— Ой, Валентин Петрович!.. — воскликнула девица. — Это как наша гувернантка…

— Ах да, у вас же гувернантка.

— У нее очки, ну как неполное солнетьное затмение… уставится — и непонятно… и я все слова путаю! А она по-русски ни бум-бум.

— Что, абсолютно?

— Да! Мама специально такую через Москву заказала.

— Гм. Если вы не хотите, чтобы слишком заглядывали вам в душу, вы должны руки на коленях сплести. Вот так. — Он сцепил пальцы (так выглядел плетень детства на задах огорода… не от людей, а от чужих коз). — А если и вовсе агрессивная компания, можно туфли свести носками.

— Мне девотьки сказали, можно чётки… красные.

— Для отвлечения внимания — конечно. Любой нестандартный предмет… ваш браслет, например… Когда на улице, если не хотите, чтобы за вами шли, ни в коем случае не оглядывайтесь. Это как с собакой. Понимаете?

Девушка, вытаращив глазки, не дыша, слушала его. Видимо, она все же боязлива. Да и поживи в окружении охранников…

— Чтобы вас уважали или даже боялись, смело улыбайтесь. Улыбка, вот как у вашего папы, всегда помогает в любом разговоре, в любой ситуации. Если человек улыбается, плохие люди думают: значит, он не боится и даже, может быть, кого-то ждет, кто-то сейчас придет ему на помощь. Но… но ни в коем случае не поддавайтесь влиянию дурной компании. — Он вспомнил, как Татьяна жаловалась, что Ксения разбила в английской школе окно. — Если раз поддались, сделайте вид, что нарочно, посмотреть, как будут радоваться дураки…

— Понимаю… — прошептала школьница. — Конечно.