Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Но тот смотрел на сына странным, отчужденным взглядом. Даже, показалось, отшатнулся. Он был такой же высокий, импозантный, в шерстяной кофте на молнии, в идеально выглаженных брюках. Ну, разве что немного ссутулился и осел из-за возраста. Наконец он протянул сыну руку-клешню и больно сжал ему пальцы, словно хотел их вывернуть.

— Это правда?.. — прохрипел Михаил Никитич.

В дверях шевельнулся охранник:

— Свидание десять минут, — и вышел.

— Папа!.. — застонал Никита. — Ты о чем?! Конечно, тут куча недоразумений и моя глупость.

Вмешалась мать.

— Мои маленькие, не надо так!.. Миша, тебе же сказала адвокат, что присяжные его оправдали. Никакой он не это… — она даже не смогла произнести слово «насильник» или «маньяк». — Ну, подрался… и вот…

— Нет, пусть он мне скажет! — прорычал отец и дернул руку Никите так, что ему плечо прорезала боль. — Правда? Нет? Да?

— Нет!.. — воскликнул Никита. — Нет, нет!..

— Твою Марину мы не нашли… адрес у нас записан… говорят, она там больше не живет… — жалобно произнесла мать. — Она тебя бросила в трудную минуту?

Никита высвободил руку и замотал головой. Нет, нет!

— Как мы увидели тебя за решеткой в зале суда по НТВ… у папы приступ случился… мы «скорую» вызывали…

— Прекрати! — пробурчал отец. — Ничего особенного! Не об этом речь!

В любом случае позор! Люди говорят.

— Да понимаете… — забормотал, уже обливаясь горючими слезами, Никита, пытаясь рассказать, как это было. — Ну, да… она ушла… и я…нет, трезвый, я же не пью… в парке шпана какая-то киоск грабила, а меня взяли…

Он что-то еще говорил, вспоминал хорошего следователя Тихомирова, но в это мгновение дверь открылась, охранник сказал виноватым голосом:

— Свидание окончено.

Мать повисла на шее сына, отец неприязненно продолжал смотреть на него, левая щека у него дергалась. Но вот и он, пересилив себя, обнял Никиту и, оттолкнув его, зашагал на выход.

— Сыночек… ты уж держись… правосудие у нас хорошее… — шептала мать, уходя из комнаты для свиданий. — Твой адвокат — золото человечек. Мы тебя в гости ждем, сынок. А может, и на работу у нас устроишься.

— У меня есть работа, — горделиво ответил Никита.

Мать и отец за порогом переглянулись, они, видимо, что-то знали. И Никита догадался: его, скорее всего, уволили из ВЦ.

— Оля о тебе спрашивала!.. — последнее, что успела крикнуть сыну мать.

«Оля? Что за Оля? А, вместе учились… круглолицая девочка… грудки вперед и глаза выпученные… нет-нет, при чем тут Оля?.. Найду я себе подругу… скорей бы на волю… Почему же не идет адвокат? Что они там тянут? Ведь меня оправдали!»

22

Всю ночь думал о родителях. Неужто хотя бы на секунду они могли поверить, что их сын стал преступником? Да еще таким ужасным преступником — насилующим и убивающим девочек в лесу!

Отец с детства заставлял сына говорить, глядя в глаза. Даже если требовал ответить на простейший вопрос: «Какие у тебя оценки?», или «Тебе понравился фильм про Павла Корчагина?» (как раз в те времена вышел телевизионный фильм с Конкиным в главной роли), или «Ты спишь, не просыпаясь?»

И зачем ему такие мелочи? Он врач, насчет сна еще понятно, спит сын или нет, или у него поллюции… а какая разница, понравился ли Никите лихой революционер на коне или нет?

И не то чтобы просит, как следователь, смотреть именно в глаза, однако сам смотрит, расспрашивая, так, что и ты отвечаешь взглядом на взгляд. Правда, однажды отец обмолвился:

— Понимаешь, во время операции не будешь же заглядывать всем в лицо, утверждаясь, верно поняли просьбу или нет, подадут тебе нужный инструмент или иной, включат искусственные легкие или искусственную почку.

Помимо требования быть правдивым до конца, отец учил, а порой и заставлял сына закаляться: утром они, зимой еще в синих сумерках, вместе бегали вокруг дома, а затем друг за другом обливались в ванной из ведра ледяной водой и обтирались докрасна жесткими полотенцами.

Иногда — правда, редко — отец возвращался с работы под хмелем. Это случалось в те дни, когда операция оказывалась безуспешной, а значит, человек умирал. Вины хирурга в этом не было, отец брался за все трудные операции, хотя мог бы поручить в госпитале и своим более молодым коллегам. Ну, например, один солдатик попал под траки танка, его практически разорвало, но чудом уцелел позвоночник. отец пытался сшить кишочки, вены и артерии паренька — не получилось. Прилетели родители, упрекнули при встрече: мол, умер бы мальчик спокойно, не мучился, а так поверил, наверно, надеялся, бедненький… Отец сказал, что солдатик был в бессознательном состоянии, на что мать погибшего закричала: что только физическое тело было в бессознательном состоянии, а есть еще астральное тело и еще какое-то…

Когда вечером отец, угрюмо скаля зубы, в крепком, наверное, подпитии пересказал жене (и Никита слышал из детской комнаты) об этом разговоре с начитанными родителями солдата, а потом ушел в ванную лить на голову холодную воду, Никита решил: он узнает подробно про астральные и прочие тела человека.