Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Приписал: в комнате слева живут Хоботовы, справа — Михалевы. Если жилье Никиты уже кем-то занято, узнать, куда переместили компьютер и прочее барахло. И еще хорошо бы стукнуться в комнату напротив: не занята ли она? Главное, зайти к Хоботовым — они все новости сообщат.

Когда Никита вернулся в камеру, один новенький сиделец, тараща глаза, с южным акцентом рассказывал трем слушающим его подследственным:

— Ви понимаете?! Им тепер нилза слово попирок. Вот он идет, ему шесть лет дали! Эй, друг, вщира тиба судили?

— Меня, — улыбнулся Никита. — Мало дали. Надо было больше.

Соседи по камере улыбнулись.

— Ты чудак на букву «м» или так шутить? — спросил один с повязкой на шее.

Никита лег на матрас и закрыл глаза.

— Он маньяк, — шепотком уточнил третий. — Выскочил из той статьи, согласился на эту. Шесть лет не двадцать пять.

— Да брось ты! Присяжные его оправдали. Там такие тетки… если бы маньяк, они бы оторвали колбасу.

— А я от следователя слышал…

— Они тебе расскажут…

«Неугомонная жизнь продолжается, — усмехнулся Никита. — Все мы люди, все мы слабы. Только своим собственным поведением можно что-то доказать. Не теряй головы, не теряй времени впустую. Обижаться на негодяев, которые со страхом обходят настоящих преступников, а ловят таких лохов, как ты, бессмысленно. Займись пока что самообразованием. Сейчас хорошенько выспись».

Книги ему принесла Светлана Анатольевна на следующее же утро, сказав, что в общежитие еще не ездила, но заглянет туда вечером.

— Светлана Анатольевна! — вдруг шлепнул себя ладонью по лбу Никита, при этом поймав себя на мысли, что этим жестом немного играет перед адвокатом. — А если мой «комп» не украли, нельзя его сюда? Я бы что-то конспектировал, кое-какие программы по специальности доработал.

Адвокат, как от конфуза сморщив носик, оглянулась на дверь.

— Это непросто. — И шепотом поведала, что, для того чтобы пользоваться компьютером, Никите придется подарить его тюрьме, ГУИН.

А вот затем служба СИЗО выдаст ему аппарат в аренду, как выдают здесь телевизоры и вентиляторы, и он, Никита, должен будет платить сколько-то денег за аренду собственного компьютера, а также за расход электричества. — Теперь так. Рынок!

— Но у меня новейший «Пентиум»!.. — жалобно пробормотал Никита. — Я потом не скоро такой куплю. Может быть, купить бэушный, попроще… долларов за четыреста-пятьсот… у меня есть деньги на книжке, а книжка на полке, между томиком «Виндоуз» и «Технической энциклопедией»…

— Но вы же не сможете пользоваться книжкой, пока не выйдете на свободу.

— А! — вспомнил Никита. — Я заполнял доверенность на три года… ей… ну, бывшей… — и, вдруг омрачившись, замотал головой. — Нет! Нет! Мы попросим в долг у Хоботовых.

«А вдруг меня законопатят надолго… дадут ли Хоботовы в долг на неопределенное время?..»

— В конце концов, я вам займу, — предложила Светлана Анатольевна. — У меня есть деньги, скопленные на лето. Но я нынче никуда не еду.

— Нет, езжайте!.. У вас бледное лицо.

— У меня с детства бледное. Но это не малокровие! — засмеялась адвокат. — Просто когда я думаю, у меня лицо бледнеет. В отличие от тех, кто краснеет, когда думает. Мы в университете даже, помню, делились на белых и красных.

И вдруг Никита поймал себя на мысли, что ему очень нравится говорить со Светланой Анатольевной. И что она очень-очень красивая…

— Мне нужно идти, — уловив его смущение, нахмурилась адвокат. — Вот вам еще карандаш и шариковая ручка, пригодятся. До завтра, Никита Михайлович.

Вернувшись в камеру, при слабом свете лампочки Никита впился в тексты, талантливые, парадоксальные (как он их раньше не знал?..), но и трудные, требующие работы мозга…

26

Светлана Анатольевна оказалась догадливой или просто опытной: вложила в книги конверты с марками и чистые листы бумаги, сложенные пополам.

И Никита сразу же написал письмо родителям в Иркутск.

«Спешу поделиться радостью, — писал он, — с меня сняли все обвинения. Правда, припечатали новое, блюдя честь мундира, — за то, что я их дурачил… но это обвинение плевое, скоро я буду на свободе».

И когда Светлана Анатольевна вновь пришла в СИЗО, отдал ей запечатанный конверт, хотя, как она объяснила, письма положено отсылать через тюремную почту.

— Впредь лучше так, иначе начнут на меня коситься. Когда нужно будет очень, не разрешат встретиться.

Затем адвокат рассказала ему, что происходит в общежитии Вычислительного центра.

— Во-первых, не расстраивайтесь, — она заглянула ему в глаза. — Все ваши вещи у соседей Хоботовых, компьютер, книги. А диван ваш и прочее — в их гараже. В бывшей вашей комнате проживает новый лаборант. А в комнате художника Деева — новая секретарша директора.

— А вещи Алексея Ивановича? Картины? Старик увез их?

— Какой старик?..

И Никита с болью подумал о себе, какой же он заторможенный да и просто равнодушный человек. Во всяком случае, был таким. Чего резину тянул?!. Надо было давно найти старика Шехера, помочь забрать картины и книги.

— Я попробую уточнить, — пообещала адвокат, выслушав сбивчивый рассказ Никиты про художника и его родню. — Но есть и радость.