Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— В свое время ознакомитесь. — Майор был доволен произведенным эффектом. — А пока отвечайте на вопросы. Итак, вы вполне осознанно передавали сведения, составляющие гостайну, зарубежным специалистам. Причем за вознаграждение. Вы слышите меня?

— Вознаграждение? — Алексей Александрович поднял глаза. — Деньги, да… переведены на расчетный счет Института физики.

— А тысяча долларов в конверте? Правда, их тут уже нет… А «дипломат»? А персональный компьютер? — Майор сделал театральный жест рукой в сторону маленького столика.

У Алексея Александровича от гнева помутилось в голове.

— А вы уверены, что деньги — это их подарок?

— А не их? — быстро спросил майор, впиваясь насмешливым, скачущим от возбуждения, словно бы пьяноватым взглядом в глаза арестованного.

— Их, их! — зло признал Алексей Александрович, хотя тут же пожалел о своих словах. — Я купил на них химреактивы для лаборатории! Идите, проверьте!

— Проверим. Но факт — вы приняли, приняли от них деньги, подарки и не сообщили, например, в налоговую! И приняли, наконец, орден!

— Какой орден? — недоуменно откинулся Алексей Александрович. — Вы бредите?! Вы иероглифы-то прочтите! И у нас такие медальки теперь выпускают в каждом институте, на заводе к юбилею…

— Не считайте нас за дураков. Она с номером.

— Ну и что? Господа-товарищи, что с вами?! Он у вас больной?

Майор поднялся и прорычал:

— Слушайте, вы, господин профессор! Вы не перед студентками или аспирантками, хвост не распускайте! Это там вы можете вести аморальный образ жизни, пьянствовать, в рабочее время изучать китайскую литературу… — Он вынул из стола стихи Ду Фу. — А ваши сотрудники жалуются, что вы бросили их, не помогаете…

«Этого не может быть! Кто?! Что за глупость?! Хотя…»

— Ду Фу — не просто стихи, — пробормотал Алексей Александрович. — Это для шифровки.

— Да?! — оскалил желтые зубы майор. — Вы дураков из нас не делайте! Отвечайте на вопросы! Месяц назад вы были задержаны, вам было предъявлено обвинение согласно статье двести восемьдесят три, с вас взяли подписку о невыезде, это минимальная мера пресечения… Мы не хотели лишать институт и университет ценного работника, мы полагали, что вы осознаете опасность своего поведения. А вы продолжили сотрудничать с китайской стороной, что выразилось в переписке, в телеграммах, в приглашении приехать… Вы что же, настолько легкомысленны? Или думаете, нынче можно наплевать на интересы государства? Итак, я спрашиваю: вы признаете, что за вознаграждение помогали зарубежным специалистам строить стенд по секретной тематике?

— Но сперва у меня к вам вопрос, можно? — Алексей Александрович медленно поднялся.

— Да сидите вы!

— Скажите, неужто вам больше нечем заняться? У нас на городском базаре наркотики продают, мальчишки подыхают по подвалам, банда Белова открыто пирует в ресторанах, в губернаторы проходят сомнительные люди, народ теряет веру во власть…

— Конечно. Конечно, потеряет. Если даже белая кость, наши дорогие ученые, продают Родину с потрохами!

— Вы! — Алексей Александрович замахал руками и, уже ничего не соображая после двух ночей без сна, закричал фальцетом: — Дубина! Вам не здесь работать — говно на ферме носить вилами, да говно жидкое, чтобы больше наслаждаться! Господа, я требую… требую другого следователя… Сейчас не тридцать седьмой… — В глазах потемнело, в правом виске что-то лопнуло, он медленно осел и потерял сознание…

Когда он пришел в себя, лежал одетый на постели, но не в СИЗО. Его, видимо, отвезли, бесчувственного, в больницу. Рядом в белом халате сидел румяный врач с маленькими, как у Брониславы, глазками, поодаль переминался на каблуках лейтенант Кутяев. Дернув правым усиком, он что-то спросил у врача, тот кивнул и встал.

— Давление стабилизировалось. — Врач наклонился над профессором, от него пахло эфиром. — Вы меня слышите, Алексей Александрович? У вас был криз. Сейчас получше, но… вас бы, конечно, в стационар. — Он повернулся к молодому чекисту. — Нет возможности?

Кутяев, ничего не ответив, выразительно посмотрел ему в глаза.

— Но сейчас ему лучше, — торопливо повторил врач и вышел из палаты.

— Поспите, Алексей Александрович. — Молодой следователь посмотрел на часы. — Утром с вами хотел бы побеседовать ваш адвокат.

— Мне не нужен адвокат, — процедил Алексей Александрович. — Оставьте меня в покое! Слышите?

Следователь Кутяев был, кажется, напуган. Качнув головой, он удалился.

Через сутки подследственного Левушкина-Александрова перевезли обратно в следственный изолятор, но теперь уже не в подвал, а в новый корпус. Здесь в камере имелось окно, лился живой свет, воздух был свежее и коек стояло поменьше — шесть двухэтажных. Арестанты здесь арендовали вполне солидный телевизор «Шарп» с большим экраном. И даже собралась небольшая библиотечка. Профессор машинально отметил «Уголовный кодекс» 1996 года, «Как закалялась сталь», стихи Есенина, «Последний поклон» Астафьева…