Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Анна Константиновна Муравьева и Ваня Гуртовой молча сидели перед Марьясовым.

Тот сухо известил их, что к нему приходил майор ФСБ (если не рассказать, все равно узнают) и что дела Левушкина-Александрова плохи.

На письмо новосибирцев пока нет никакого ответа — ни от Президента России, ни от руководства ФСБ. Насколько известно ему, Марьясову, аналогичное письмо по собственной инициативе написали шестеро членов РАН из Томска, а также, в ответ на официальный запрос из областного управления ФСБ, знаменитые «механики» из того самого закрытого города, где конструируют спутники. Десять лет назад именно с ними работал в контакте Левушкин-Александров, как, впрочем, в контакте и с новосибирцами. Ах, как бы найти академика Соболева! Он теперь на Западе, в ранге посла, уважаемый в правительственных кругах человек. Если бы он вмешался… Но где искать? В Швейцарии, Америке?

Кстати, только что звонили из Москвы, из Академии наук. Американское физическое общество обратилось опять-таки к Президенту России и в Президиум Академии с просьбой произвести независимое расследование по делу сибирского ученого. Американцы пишут, что аналогичные работы ведутся во всех развитых странах мира…

— Ну и что делать? — рассказав все это, тихо спросил Марьясов у Анны Константиновны и почему-то довольно неприязненно посмотрел на Ивана. — Вы там с шумом и криками третий день что-то сочиняете. Я не могу запретить, если будет польза — пишите… Но вы уверены, что поможет? Не лучше ли найти хорошего адвоката и объяснить ему все на пальцах? — Он снова перевел взгляд на Анну Константиновну. — Впрочем, вы это сумели бы сделать лучше, я забыл, что Ваня не физик…

Муравьева спросила:

— А какую позицию занимает Кунцев? Ведь Алексей Александрович ныне его сотрудник, и от его позиции…

Марьясов странно улыбнулся:

— Иван Иосифович в больнице третий день… Так сказать, на профилактике. — И снова неприязненно покосился на Гуртового. — Нужен молодой адвокат. Цепкий, умный. Деньги мы найдем. Но его должны нанять вы! Молодежь! Ведь он ваш руководитель, черт возьми! Поняли?

Иван поднялся и одернул пиджачок. Он то бледнел, то краснел.

— Я пойду… Мы… мы сделаем все возможное.

Когда молодой ученый ушел, Марьясов процедил:

— Когда так говорят, ничего не делают. Анна Константиновна, ищите юриста. Мне нельзя. Говорю честно. — И он шлепнул ладонью по медной шее, которая, как и лицо, была вся в морщинах, как у моржа.

Анна Константиновна прекрасно понимала: у директора сложнейшее положение. Многие знали: Марьясов в защиту Алексея Александровича письмо академиков не подписал, но на запрос ФСБ еще месяц назад отправил заключение, что в действиях бывшего сотрудника Института физики никакого криминала нет. Но почему же органы ФСБ так круто завернули гайки в деле Левушкина-Александрова? Что-то новое выяснилось? Или из упрямства? И что это за два академических института, которые дали убийственные заключения?

17

Алексей Александрович лежал с закрытыми глазами. Он был истерзан сомнениями и страхами, от которых никуда не денешься… Шутки шутками, а могут и упечь лет на двадцать. Его не допрашивали уже неделю. Правда, две ночи опять катали в автозаке, измучив до предела.

От жены принесли передачу: сигареты россыпью (здесь только так!), красные яблоки апорт и сухари в прозрачном пакете. В записке, которая была приложена (не изъяли!), Бронислава писала: «Мы с мамой не верим в наветы, мы надеемся: скоро справедливость восторжествует, среди работников ФСБ есть честные люди». Наверное, последние слова и спасли записку.

Молодые люди в камере относились к Алексею Александровичу хорошо. Он раздал им яблоки, они угостили его коньяком (и где взяли?!). Все они ожидали скорого суда, но, кажется, не особенно тряслись. У коммерсантов и адвокаты умные, да и статьи УК, по которым их зацепили, зыбкие. Единственное, что огорчило всех: вдруг перестал показывать телевизор. Шла сплошная рябь. Неужто из-за шума, который подняли журналисты вокруг дела о «китайском шпионе», теперь всем страдать? Один из соседей по нарам (на его босых ногах синей тушью выколоты цепи, а спит он, привычно положив руки поверх одеяла) прозрачно попенял Алексею Александровичу:

— Без тебя было веселей.

На что, правда, внимательно глянув на него, некий амбал с золотой цепью на шее, которую он, выходя на прогулку, забирал в рот, буркнул:

— Тебе скучно, лапоть?

— Нет, ничего! — сразу замельтешил исколотый. — Там бабы иногда голые ходят.

— Я тебе картинку подарю. «Неизвестную» Крамского видел? Так вот, она, только голая, сидит в тарантасе. Парни на компьютере сделали.

Что же касается новостей, то они все равно доходили — через адвокатов, от конвоиров, из газет, которые тайком все-таки попадали в камеру. Здесь мигом все узнали и про обращение американцев, и о мнении «механиков» из тайги, и о том, что студенты университета — около семисот человек пикетируют подъезды и выезды из Академгородка с требованием, чтобы местные ученые высказали свое мнение.