В деревне была небольшая кумирня, а в километре – самое настоящее святилище богини плодородия Инари, покровительницы земледельцев и моего отца, кицунэ. Кена целые дни проводила в кумирне, иногда уходила в святилище или помогала в деревне, а я сидела в хижине – в компании Дороши, но чаще одна – и выполняла поручения моей новой наставницы. Кена учила меня разбираться в травах, рассказала, для чего они нужны и где что собирать. Теперь несколько ночных часов мы проводили за собирательством, а пока светило солнце, я сортировала их: избавлялась от гнилых листьев, связывала ароматные веточки сэри[14] в пучки и крепила на специальной веревке под потолком, тонкими ломтиками нарезала дайкон[15] и помещала его в маленькие соломенные чаши. Кена также научила меня незамысловатым мелодиям, которыми всегда сопровождала работу. Поначалу я только запоминала, отмалчиваясь, но со временем и сама начала петь. Мне нравился этот спокойный труд. Да и с моим обострившимся обонянием ощущать ароматы трав было волшебно. Но мне хотелось дать работу разуму – чтобы отвлечься от постоянных воспоминаний о случившемся. В первые дни при любом удобном случае я старалась расспрашивать Дороши о чем угодно – пусть говорит о соседях, о своей жизни, лишь бы говорила, а мне было что слушать.
Иногда заглядывала Кена, и я погружалась в ее мир, узнавала о работе жриц, о ритуалах и службе в храме. Она любила то, что делала. Особенно свадебные церемонии. Когда Кена рассказывала о них, ее глаза горели. Лишь одной темы она избегала – о господине. Несложно догадаться, что юная жрица неровно дышала к нему, и я, конечно, каждый раз разгоралась все большим любопытством. Вот бы хоть издали увидеть его, чтобы понять, кто он такой – этот демон, пленивший служительницу храма и воздвигший такую великолепную иллюзию. Но когда наступало время сна, мысли о таинственном Хэджаме, Янтарном озере и белых башнях улетучивались, и на смену им приходили сны о Касси.
Его тяжелое предсмертное дыхание на ладони я ощущаю до сих пор.
Минуло лето, и незаметно прошла добрая часть осени. Деревья сбрасывали листву, от частых дождей дороги размыло. Я уже выходила на улицы днем, пряча голову под соломенной касой[16], привыкла смотреть себе под ноги и искусно прятать глаза, если мне нужно было ответить кому-то из прохожих. Кена сделала все, чтобы оградить меня от внимания жителей деревни. Сказала, что я сирота, дочь троюродной сестры Дороши, скончавшейся от чахотки. Что после утраты матери я немного повредилась в рассудке, сторонилась людей и практически перестала говорить, предаваясь своим грустным мыслям о потере.
Так я и стала местной дурочкой.
В деревне Кену уважали и к ее рассказу отнеслись с доверием. Но иногда нет-нет да кто-то из молодых и засматривался на меня, словно пытаясь углядеть то, что я прятала.
Одним особенно холодным днем, перед закатом, я несла корзину с поздними яблоками к дому поварихи Саюки. Руки дрожали от мороза, хоть я и обернула их краями своего теплого плаща, который раздобыла для меня Дороши у одной из подруг. Корзина была большой, и я подхватила ее под дно и прижала к себе. Шляпа то и дело спадала на глаза, и я с трудом различала, куда иду. Улица была пуста. Рыбаки уже успели вернуться и сортировали рыбу дома, женщины работали внутри. И вдруг на моем пути выросли три фигуры. Я даже шаг не замедлила, думала, что пройду, как обычно, но вдруг сильная рука грубо схватила меня за локоть. Я едва не выронила корзину.
– Как там тебя, Рэй, да?
Я силилась опознать нападавшего по голосу, но от страха сердце так сильно забилось в груди, что удары отдавались в голову и путали все мысли. Что им нужно от меня?
– В деревне поговаривают, что ты одержимая.
Я сильнее прижала к себе корзину и опустила голову так низко, что подбородком уткнулась в грудь.
– Отвечай, что молчишь!
Другой мужчина, по голосу молодой, толкнул меня в плечо, и за спиной раздался смех. Я не успела отреагировать, как чья-то рука сорвала шляпу, и мои короткие светлые волосы в ту же секунду подхватил холодный ветер.
– Да ты глянь какая! Что с тобой? Чем ты болеешь?
Они стояли вокруг меня – не такие большие, как мне показалось изначально. Возможно, если бы я выпрямилась, то была бы даже выше. Но в тот момент я и не думала состязаться с ними в росте, да и вообще оказывать сопротивление. Мне было страшно. Боги, мне было так страшно, что по спине заструился пот!
И я резко бросила корзину одному под ноги и, ловко проскользнув между двумя другими, помчалась что есть мочи в сторону озера. Если надо, нырну в воду, поплыву и замерзну насмерть – так я тогда думала! – лишь бы никто не трогал меня.
Но они даже не побежали за мной. Кажется, кто-то из них что-то крикнул вслед, я услышала смех, а потом все стихло – только ветер свистел в ушах. Добежав до озера, я с трудом отдышалась. От бега стало жарко, лицо пылало.