В моем обществе он всегда представал в обличье пса, отчего все слова, вылетавшие из мохнатой пасти, обретали какой-то особенный вес и совершенно не свойственную ему мудрость. Но мне это нравилось. Я ценил советников, а Саваки был моим единственным советником, знавшим такие секреты, за которые любой мог уничтожить меня.
Мы прибыли в замок по весне, далеко за полночь, и расположились в обеденном зале, на татами в окружении подушек из яркого желтого шелка. К моему возращению слуги разожгли благовония (я любил аромат вишни) и приготовили саке. Мое спокойствие. В мире, полном хаоса, распорядок и беспрекословное подчинение служили мне спасением.
– Я слаб – ты разве не чувствуешь? Эти грязные души из Ёми – фальшивка, питают меня на короткое время. Нужно что-то посильнее. Что-то… – Я криво улыбнулся. – Что-то жертвенное.
– А как твоя мико? Кена? – Саваки распахнул пасть и влил в себя горячий саке.
– Держится. Да и что толку? Ну будет она умирать, а мне что? Души ее я не смогу коснуться.
– Но сможет твоя девчонка?
Псиная морда оставалась невозмутимой, но в лающем голосе Саваки была слышна насмешка.
– Не знаю. Может, и сможет. Не понимаю пока, как к ней подступиться. – Я вздохнул. Саваки был единственным, кто знал мою гибельную слабость. Когда боги лишили мою семью могущества и закрыли вход в Такамагахару, нас прокляли. Род Чироши для поддержания жизни должен был поглощать силу человеческой души – ки. Я презирал разговоры об этом даже со своим советником, но иногда был вынужден их вести, ведь из круга моих приближенных только Саваки имел доступ в царство мертвых и мог снабжать мое пр
– Наверняка она тобой очарована и сделает все, что попросишь. Просто ты боишься, да? А вдруг не сможет?
– Глупости. Рано или поздно сможет. Должна! Но сейчас в ней слишком много человеческого. Сострадание, совесть. Страх причинить боль другим. Ты бы видел, как простолюдины накинулись на нее. А она скрючилась, и все! Позволила бы себя забить ногами – лишь бы в ответ не нападать. Глупая девчонка.
Саваки наполнил чашу новой порцией саке, залпом опрокинул и довольно зарычал. Прищурившись, я терпеливо буравил его взглядом.
– Нет, Хэджам, – усмехнулся Саваки. – Не проси.
– Давай, посмотри на нее. Покажи, как перемещаешься в Ёми. Она любопытна. Друг ты мне или кто?
– Я тебе не друг. А то сам не знаешь. Моя преданность – следствие этой штуки. – Саваки потряс мохнатой лапой. Будь он в человеческом обличье, я бы увидел метку на его запястье.
– Ты и сам не понимаешь, что давно предан мне по собственной воле, а не по воле контракта, – улыбнулся я.
– Привязан к своему тюремщику, да-да. Но это не дружба, мой дорогой.
– Долг платежом красен.
– И это тоже не про дружбу, – фыркнул Саваки, и в его веселости впервые за ночь послышалась фальшь. В такие моменты я злился. Я спас этого дурака от линчевания, а в ответ он продал мне свою верность. И последнее, что я могу себе позволить, – сомневаться в преданности своего инугами. – Я слышал, это обоюдный процесс.
– О, прошу. Кто-то всегда выступает инициатором. Шантажирует, покупает, спасает, обязывает, играет на моральных принципах. А потом первостепенные причины уходят на второй план и остается только зависимость.
Саваки разразился лающим смехом и поднялся, опираясь на когтистую рукоять блестящей трости.
– Зависимость – единственное чувство, в которое ты веришь. – Он повел звериным плечом и откинул тяжелый черный плащ на спину. – Хорошо. Ладно, я заинтригован. Покажи мне ее.
Ничего выдающегося в этой девочке не было. Красота – спящая и неоформленная, может быть, с возрастом и расцветет, но что значат черты лица и изгибы тела без умелой подачи? Грация, изящество – вот в чем дело. Женщина – как сямисэн[27]
: сам по себе неинтересен, но как же прекрасен, когда звучит. В Рэй Кеноки никакого звучания не было.И все же она была Странницей – сокровищем в коллекции созданий ками. Такие существа рождались редко, и каждому было предназначено сделать что-то важное. Никто не ведал, что это, поэтому и не препятствовал их действиям. Было известно лишь, что любой выбор Странника – шаг к исполнению предназначения. Хэджам верил, что лисья полукровка родилась для него – чтобы вернуть ему могущество рода и избавить от проклятия, из-за которого ему приходилось поглощать души. Мне хоть и слабо в это верилось, но свой интерес был: чем быстрее Хэджам получит то, что хочет, тем скорее я сам избавлюсь от него. Так что выбора у меня не было.
– А это не больно?
– Что, прости?
– Не больно менять облик?
Я вышел из своего укрытия. Все утро провел в тени сада, за деревьями, наблюдая за ней, и, надо сказать, уже не в первый раз. Рэй училась обращаться с веером: движения ее были неловкими и резкими, словно она сражалась с невидимым противником. Я забавлялся, с трудом сдерживая смех, и был уверен, что все это время остаюсь незамеченным.