Полустанок

Утешили, нечего сказать! Ну зачем мне, в кромешной тьме, отправляться за сараи?! Зачем?!?!

Мурёнка

Я не болтушка.

Просто серебро мне нравится больше золота.

Итак, впереди была длинная одинокая ночь на новом месте.

Я закрыла дверь на все засовы и пододвинулась поближе к печке. Когда сидишь лицом к огню, всё время кажется, что кто-то пристраивается у тебя за спиной. Не удалось избежать этого ощущения и мне. Тем более что на огромных – и в высоту, и в ширину – окнах не было и намёка на занавески. Прошло несколько минут, и мне показалось, что я привыкла к окружавшему меня малозвучию. Мурёнка устроилась у меня на шее. Стало тепло и приятно… Я немного расслабилась. Как вдруг кошка взвилась, оттолкнулась от меня и исчезла в темноте. Я услышала страшный грохот, писк… Некоторое время спустя Мурёнка, топая по полу своими мягкими лапами, словно гренадер на плацу, вернулась, запрыгнула на колени и вновь принялась громко урчать. Я почувствовала слабый запах аммиака и поняла, что произошло мгновение тому назад. Кошка пошла на поводу у своих инстинктов, исполнила свой долг. И, явно довольная этим делом, прислушивалась к темноте в ожидании следующей добычи.

Я даже примерно не представляю, сколько землероек, мышей и крыс употребила Мурёнка в первую ночь пребывания на кордоне. Их было действительно много. Кошка дала понять всей этой грызущей братии, кто в доме хозяин. Особенно удивительным было то, что Мурёнка не обладала грацией, необходимой охотнику. Она топала, как слон, в пылу погони роняла тяжёлые вещи. Но страсть к самому процессу охоты у неё была столь велика, что она могла за один раз поймать четырёх крыс. Четырёх!

Как-то раз мы с мужем оказались свидетелями подобного беспредела. Мурёнка подзывала нас к себе ярким сочным криком – у певцов подобное звукоизвлечение именуется «открытым звуком». Прибежав в комнату, из которой шёл кошачий вопль, мы были поражены: под левой и правой лапой Мурёнки лежало по крысе, а в зубах их было сразу две! По нервному движению головы кошки было понятно, что она просит присмотреть за добычей. Убедившись, что мы на месте и что всё мы правильно поняли – муж прижал одну из крыс ногой, – Мурёнка торопливо, как по клавишам, пробежала по грызунам, прикусив голову каждой, и кинулась в угол комнаты, где, как оказалось, лежала, приходя в сознание, ещё одна!

Но до этих славных подвигов нам надо было ещё дожить. А пока…

Мирный треск огня и мурлыканье кошки убаюкали меня, и я заснула…

Холодные губы страха

Кто и зачем нас вовлекает

в эту страшную и прекрасную игру

под названием жизнь?..

Среди ночи со стороны входной двери раздался странный для этих заповедных мест звук:

– Тук-тук-тук!

Я моментально проснулась и подскочила ко входу:

– Кто там?! – спросила я дрожащим голосом.

– Тук-тук-тук! – раздалось мне в ответ, и я почувствовала, как волосы на правой части головы поднялись дыбом и кончик правого же уха беззвучно согнулся под прямым углом к голове. Эти мимические проявления ужаса моё «я», несомненно, позаимствовало из бессмертной комедии Гайдая. Но лишь спустя несколько недель после происшествия я осознала глубину своего падения!

Я ждала чего угодно: что в дом ворвутся страшные люди, что лопнут стёкла и через разверзнутые рамы в помещение начнёт проникать всякая нечисть… Стоя у двери, ожидала любого кошмара, кроме наступившего следом безмолвия, которое рвало меня изнутри и давило снаружи…

Однажды ощутив ужас на своих холодных губах, ты не спутаешь его ни с чем.

Трудно сказать, как долго простояла я в оцепенении подле запертой двери. Когда очнулась, поняла, что замерзаю. Печка давно потухла и остыла. Преодолев четыре долгих шага от двери, я нащупала стул, ведро и спички. После двухчасовой борьбы печь познала глубину моего упрямства, а я – бездонность её прожорливого чрева.

Когда огонь в печи стал гореть надёжным жарким светом, я почувствовала, что проголодалась. Откусила кусок хлеба, запила его подсолнечным маслом. Боже, как вкусно!

Внезапно почувствовала, что мне делается легче, я немного повеселела, и вскоре поняла, почему. За окном стало видно, как солнце пытается отнять голову от лебяжьей подушки ночи. И хотя самого света ещё не было, но уже появился намёк на то, что существует утро!

Как только я поняла, что, подойдя к окну, увижу не своё отражение, не тень ужаса за моей спиной, а то, что находится по ту сторону оконного проёма, я осторожно отодвинула засовы и отворила дверь.

На ступенях виднелся чёткий отпечаток ног одинокой косули. Она, вероятно, тоже была напугана, и просилась на ночлег…

Янтарный свет осеннего дня льётся непозволительно коротко. Как прозрачный мёд из старомодной деревянной ложки. Не успеваешь порадоваться и отдохнуть от сумеречных страхов, как они снова берут тебя в плен.