Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Ее Марков совершенно адекватен, точно тебе говорю. Скорее поверю, что его ревность не так уж и беспочвенна.

– Блудит невеста? С Мишей или с Сашей?

– Говорю же, ты ничего не знаешь! Она на Мишу в суд подала!

– Знаю, это старая новость… Стоп! Хочешь сказать, что она иск так и не похерила? Не может быть!


Еще как может. Наумов, похоже, про суд еще не знает, он ведь живет не там, куда повестки шлют. На следующем заседании суд примет решение о проведении ДНК в отсутствие второй стороны. А вторая сторона «ни ухом, ни духом», хотя Зоя могла бы и сказать. Миша соберется в Тель-Авив «ни сном, ни рылом», а его на паспортном и тормознут. При Асе и детях. Извиняйте, сторожок-с…


– Сказки про отца в метрике это трали-вали, в тапки срали. Месть в чистом виде, – трещала Корнелия.


Или несуразный расчет вернуть Мишу. Зоя выходит замуж за Маркова, а при этом хочет вернуть Наумова. Сначала окунуть в говно с головой, а потом жить долго и счастливо? Это даже не мерзко, а просто глупо, что гораздо хуже, чем мерзко. Суд же не заставит Мишу делать израильский паспорт бэбику, а других резонов судиться нет.

– Да и зачем ей израильский паспорт, равно как и сам Миша с шалманом жен и детей? Есть же свободный Боря с двумя паспортами, – доказывала Маруся. – Погоди, она как раз опять что-то шлет…


Зоя стояла, облокотившись на темно-синюю Ауди с огромным темно-красным бантом на крыше. И подпись: «У меня радость, смайл, – Боря подарил машину, смайл».


– Уже две радости! – заржала Куки.

– Весы качнулись к свадьбе.

– Пусть уж скорее выходит замуж, все вздохнут спокойно. Лишь бы чего не выкинула в последний момент. И суд зачем-то, а где-то там еще и Саша болтается…


Тут Марусю прорвало: у одной новоселье, у другой свадьба и тачка, а где-то там и Саша болтается. А у нее ад, и всем пофигу! И еще говорят, что она злая! Какого хрена ей быть доброй, спрашивается?


Сначала крысе не понравился Дунин с аквалангами, потом матрасник. Привели какого-то чиновника с самого верха – крыса снова артачится: тот наверняка коррупционер. Где она собралась искать честных с сорока миллионами?


– Значит, вы в доме остаетесь? Как ты хотела? – с трудом переключилась Куки.

– Как бы не так! Крыса сменила пластинку: раз поместье так долго не продается, то переехать в наш дом она хочет прямо сейчас.

– Жукова, ты не вызываешь сострадания. Твой Хельмут не пальцем деланный, найдет решение. Плюнь, разотри и забей. Или сначала забей, потом разотри. Впереди майские, снова соберемся в Теле.


Только Земля обетованная сможет залечить раны изматывающей зимы. В этой тьме, в поголовных ремонтах и приступах биполярки у обитателей их света, они даже не отметили израильские паспорта Корнелии и детей. В Тель-Авиве будут каждый день шампанское на балконе пить за Кукины дарконы, давшиеся ей такой кровью. А сколько еще радостей их ждет! Застолья на крыше, плов и борщ, а еще шаурмы на рынке поесть, сходить в Dallal, а еще в Social Club на бульваре Ротшильда.


Ни Жукова, ни Фокс не могли и представить, что ничего этого не будет. Ни застольев на крыше, ни шаурмы, ни ресторанов. Ни даже шампанского на балконе. Не будет вообще ничего.

Глава 24. Байки из склепа

«Мы едем едем едем ту-ту

_эмодзи_самолетик_и_трамвай».

«Как обстановка?

_три_танцующих_девушки»,

– сыпались Кукины месседжи.

«Херовая, пляжи закрыты,

откроют ли к майским

непонятно», – ответила Маруся.

«Зря все жалуются, в Москве отлично».

«Пробок нет, пропуска делают на раз, полки не голые», – это тут же Миша.

«Ты скоро приедешь? Уже

майские вот-вот».


– Чтоб в карантине сидеть? Там же мрак! – завопил Миша уже в телефон, игнорируя тот факт, что «там» – это в Тель-Авиве, где Маруся как раз и сидит.


Уезжала из разудалого города, не знающего сна в коловороте вечной гульбы, вернулась в полицейское государство. На набережной, где всегда толпы, мертво, закрытые отели смотрят грязными окнами. Улицы пусты, наряды полиции останавливают редкие машины, проверяют, зачем и куда народ едет, штрафуют. На Песах, главный праздник, объявили комендантский час, в супермаркетах все смели… «Одна я такая безъяйцевая?» Это подруга из Иерусалима на фэбэ запостила: к Песаху во всей Эрец Исраэль исчезли яйца, – Маруся с тоской читала плоские комменты, как у кого обстоят дела с яйцами. Жизнь остановилась, событий нет. Сосед в перчатках и маске тащит по улице две связки туалетной бумаги. На балконе дома напротив сидит тетка, воздухом дышит в маске, это на третьем-то этаже!

«Ваня приезжает?»

«Вместе в карантине веселее»,

– все сыпала сообщениями Куки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее