Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах

В конце путины в одну из подруг влюбился молодой штурман с сейнера и пригласил их как-то сходить на лов сайры. И вот, урча мотором, сейнерок покидает на закате бухту. Огромное, как на древних гравюрах, солнце торжественно, медленно погружается в палевое море. Но едва море хорошо ухватилось за солнце, как оно быстро-быстро стало тонуть, и в считанные минуты на его месте остался лишь оранжево-алый пар, а ещё минут через десять поползли откуда ни возьмись, как лазутчики, туманы, тучи, сумрак по горизонту. На востоке море превратилось в мягкого молочно-голубого цвета ткань, нежнейшую, гладкую, тончайшую. Даже акварель была бы грубой для передачи этой закатной нежности моря.

Вода чуть слышно шелестит вдоль борта, сейнерок торопится, бежит в район лова. Ночь нахлобучивает на море чёрный, усыпанный холодными бенгальскими искрами колпак. Но море дышит теплом, рыбным, водорослевым запахом. И так хорошо стоять одной на затемнённой корме, смотреть, как в тугую косу, растущую от винта, вплетаются звёздные нити, и всей грудью вбирать воздух океана и неба.

Прожектор с верхнего мостика медленно шарит по воде, и видно порой, как в ярко-голубых полосах серебряными искрами прыгает резвая сайра. Двигатель замолкает, включаются яркие люстры, висящие по бортам над водой, и судно какое-то время бесшумно скользит по инерции, являя собой то ли огненноглазое-огненнорукое чудище морское, то ли невиданный солнечный цветок. И этих ярких цветов сейчас – полное море, оглянись вокруг, в иных местах они образуют целые созвездия, а за горизонтом светятся бледно-лимонным заревом.

Как ни описывай лов «ночной жемчужины» (так назвали сайру поэты), вряд ли удастся донести впечатление всей феерии лова до тех, кому не посчастливилось увидеть это собственными глазами. Светка не раз слышала восторженные рассказы девчат, побывавших на лове, но в их рассказах было больше ахов, охов и загадочных вздохов, чем слов. А один из рыбаков, ещё в прошлую путину приходивший к ним в барак, пытался однажды рассказывать так: «Это… ну, как вам объяснить?.. Короче, это… красота! Вот приходите на лов к нам, вот там – да!..»

Светка нашла самое удобное место, где никому не мешала, – на верхнем мостике, а видно было всё прекрасно. Вот сейнер остановился и потихоньку выключил люстры правого борта. Под люстрами левого борта ярко плещется ртуть, серебряными иголками выскакивает изредка сайра. Вглядевшись, Светка увидела, что в зелёно-голубой глубине, которую под слепящей ртутной поверхностью не сразу и различишь, ходит рыба – стрелами мелькают узкие зеленоватые спинки, проблёскивая на виражах серебряными лезвиями боков. На сдачу, на комбинат, сайру привозят уже в ящиках со льдом, поэтому, отработав на острове даже десять путин, можно так и не увидеть этой живой, стремительной, весёлой рыбки в её родной стихии.

Светка не отрывала глаз от тайной жизни моря, вдруг ставшей зримой и такой увлекающей. Сайра похожа на узкий стилет, который кавказские красавицы из легенд прячут на груди, чтобы мстить коварным обольстителям. Вот и представьте, как тысячи легендарных стилетов оживают и мечут молнии в ярком свете люстр. Проходит час, другой. Их становится всё больше. А в это время рыбаки опускают в воду с правого борта ловушку – прямоугольную сеть, одна сторона которой остаётся на борту, а вторая, прикреплённая к «сигаре», толстой бамбуковой связке, отодвигается параллельно и подальше от борта с помощью длинной-предлинной палки-выстрела. Теперь огни люстр начинают как бы перебегать с левого борта на правый: на носу одна загорится, на корме слева одна погаснет. И так, медленно смещаясь вправо, коварная цепочка гипнотизирующих огней переманивает сайру на другой борт. На это уходит не больше получаса. С левого борта уже абсолютно темно, а у правого, в слепящих огнях, кишмя кишит рыба. Вдруг разом гаснет на судне весь свет. Что это – авария? Эх!.. Но едва Светка успевает округлить глаза, как вспыхивает на месте погасших люстр красное пламя. В это мгновение, будто ударил кто в литавры, вскипает алое море. Высочайший накал праздника жизни. Или пляска смерти, безумия? Окровавленные стилеты всех легенд тысячелетий мечутся в алом пламени, стремясь ввысь, выше других, выше, к красному сердцу огня…

Всего несколько мгновений длится этот немыслимый праздник, кипение огненно-алого моря. В считанные эти секунды рыбаки успели поднять ловушку на поверхность. И вот уже над палубой вспыхивает гирлянда белых ламп, красный огонь погас. Всё! Свершилось. «Ночная жемчужина» в плену.

Светка долго не может прийти в себя: в ушах – звон, перед глазами – кумач, в мыслях – смятение.