Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Вместе с женой, Марией Владимировной Наливкиной, он поселился в урочище Радван среди кыпчаков, а затем в небольшом кишлаке Нанай, где прожил шесть долгих лет. В литературе данный поступок Наливкина объясняют влиянием на него идеологии «хождения в народ»[288]. Из письма же самого Наливкина следует, что, находясь на службе в должности помощника Наманганского уезда, он столкнулся с рядом трудностей в связи с незнанием языка, быта, истории края и хотел восполнить эти пробелы, несмотря на отсутствие специального востоковедческого образования[289].

После завершения работы над «Русско-сартовским и сартовско-русским словарем» и «Очерком быта женщины оседлого туземного населения Ферганы», в 1884 г. Наливкин вернулся на государственную службу и вскоре его рекомендуют на должность преподавателя местных языков в Туркестанской учительской семинарии. В своих воспоминаниях бывший директор учительской семинарии Николай Петрович Остроумов отметил, что Наливкин заложил основы преподавания восточных языков[290]. По инициативе Наливкина практиковались летние поездки воспитанников в кишлаки с целью сбора этнографических материалов[291].

Русско-японская война и Кровавое воскресенье вплотную подвели Наливкина к «безоговорочному одобрению революции 1905 г.»[292]

В 1906 г. при генерал-губернаторе Д.И. Субботиче, Владимир Петрович по собственному прошению уходит в отставку «по семейным обстоятельствам» в чине действительного статского советника. Какое-то время он читает лекции по мусульманскому праву и активно сотрудничает с газетой «Русский Туркестан»[293]. В ходе второй думской избирательной кампании В. П. Наливкин был избран депутатом от европейского населения г. Ташкента. Став депутатом, Владимир Петрович обозначил свою позицию на встрече с населением Ташкента 9 февраля 1907 г.: «…Я буду сидеть в рядах социал-демократов, к которым по своим воззрениям стою ближе, но я все-таки беспартийный, гнет дисциплины столь давил на меня, что я последние свои годы хочу быть свободным и последние старческие силы свободными отдать своей истерзанной родине»[294]. Газета «Среднеазиатская жизнь» писала в этой связи с насмешкой, намекая на политические пристрастия Наливкина: «Кому же и быть представителем социал-демократов, если не вице-губернатору, да еще ферганскому»[295]. Сам Наливкин никогда не выражал своих однозначных симпатий меньшевикам или большевикам, но, возможно, с большей симпатией относился к менее воинственной позиции меньшевистских лидеров. Иван Борисович Наливкин политические пристрастия деда определил следующим образом: «Он был только сочувствующим социал-демократическим идеалам, не считая себя членом партии»[296].

С роспуском II Государственной Думы в 1907 г. Наливкин вернулся в Ташкент, но был лишен властями заслуженной пенсии, правда с сохранением чина. Он зарабатывал литературным трудом.

Сохранилась версия о событии, якобы побудившем Владимира Петровича написать одно из своих интереснейших произведений «Туземцы раньше и теперь». Как-то полицейский пристав привязался с придирками к одному узбеку и настолько вывел его из терпения, что последний назвал его назойливой мухой с прибавлением некоторых эпитетов, за что был немедленно схвачен и обвинен в оскорблении царской особы (муха и царь звучат в узбекском языке одинаково – паша). Защитником подсудимого выступил Владимир Петрович и произнес горячую речь, в которой показал, что обвинение построено на подтасовке, что власти создают невыносимые условия местному населению[297].

Воспоминания внука ярко раскрывают личностные характеристики В. П. Наливкина, его человеческие слабости и пристрастия, что, безусловно, помогает понять и принять этого неординарного человека. Иван Борисович пишет и о бабушке, Марии Владимировне Наливкиной, которую Н.и. Веселовский называл «первой русской женщиной-этнографом» – соратнице и помощнице Владимира Петровича.

Мария Владимировна скончалась от рака в ноябре 1917 г. В это время Владимир Петрович жил у своего второго сына Владимира. Наливкин тяжело переживал смерть своей подруги и мужественной помощницы в нелегкой подвижнической жизни. По воспоминаниям дочери, Натальи Владимировны, утром 20 февраля 1918 г. Владимир Петрович незаметно вышел из дома. На столе в его комнате была обнаружена записка, написанная красными чернилами: «Прошу в моей смерти никого не винить, В. Наливкин». На одной из боковых дорожек Ташкентского кладбища был найден труп Владимира Петровича, а сбоку, в фуражке, лежала вторая записка такого же содержания и револьвер[298].

Иван Борисович Наливкин в воспоминаниях о деде спустя несколько десятилетий напишет: «он покончил с собой потеряв цель в жизни, замучив себя переживаниями» [299].

Могилы В.П. и М.В. Наливкиных на старом русском кладбище Ташкента не сохранились. Через два года после их смерти кресты вырыли, а сами могилы были уничтожены в 1942 г.

И. Наливкин

1957–1959 гг.

Воспоминания о В. П. Наливкине [300]