Священник Петр Алексеевич Остроумов – племянник Николая Петровича – увлекался изучением узбекского языка (после революции он преподавал его) и всего относящегося к исламу. Питая большое уважение к В. П. Наливкину, он зачастил к нему советоваться по интересующим его вопросам. Когда Владимиру Петровичу сообщили об очередном приезде П.А. Остроумова, он достаточно громко, чтобы слышал последний, сказал: «Что нужно от меня этому попу?» В этом, безусловно, проявилось отрицательное отношение В. П. Наливкина к духовенству, но едва ли можно оправдать такой грубый выпад.
Владимир Петрович был натурой очень деятельной, и весь его день был занят трудом – физическим или умственным. Хорошо помню распорядок его дня летом, в период, когда семья моего отца и его брата Владимира приобрели участки и приступили к строительству домов на бывших Никифоровских землях. Это в то время была самая необжитая окраина Ташкента – на территории около двух квадратных километров тогда было не более десяти, расположенных разбросанно, домов и участков с молодыми садами; все остальное было занято холмами, на которых весной и осенью пасли стада или сотни всадников показывали свою удаль и резвость коней в головоломных скачках.
Летом вся растительность на холмах, кроме верблюжьей колючки, была выжжена солнцем, и от них полыхало жаром как от раскаленной печи. Такой же голой степью были участки, приобретенные сыновьями Владимира Петровича.
Владимир Петрович – ему тогда было под шестьдесят – вставал в пять часов утра и работал с кетменем на участке того или другого сына до восьми часов, после чего завтракал и снова махал тяжелым кетменем до полудня, а иногда и часов до двух. За лето в первый год под палящим солнцем – только что посаженные фруктовые деревья не могли дать тени – дважды перепахал целиком оба участка, составлявшие в общей сложности площадь около 0,4 гектара, вырастил прекрасные бахчи и огород, а осенью посадил ягодники.
Вторую половину дня, как правило, Владимир Петрович проводил в своей комнате, работал над узбекско-русским словарем или газетными статьями, к вечеру просматривал газеты и почту, писал письма. Ложился спать рано – часов в одиннадцать.
Кроме работы на участке он часто ходил в Никольский (ныне Луначарский) поселок за провизией, выбирал время приготовить дрова, принести воды, полить и подмести двор. В последующие четыре года Владимир Петрович проводил все время в саду и огороде на участках своих сыновей, а так как этой физической нагрузки ему, по-видимому, было мало, он еще из любви к делу несколько лет проводил весь уход за расположенным поблизости и заброшенным нерадивым хозяином садом и поливал посаженную и оставленную без надзора тополиную рощу – другого владельца.
– Когда я был мальчонкой, – рассказывал Владимир Петрович – моя бабушка учила меня владеть иглой, самому пришивать пуговицы, ставить заплаты, штопать. «Военному в походе надеяться не на кого», – говорила она.
Эти уроки оказались не бесполезными. Владимир Петрович всю жизнь чинил и приводил в порядок свое белье. Когда у моей матери были маленькие дети и она не успевала их обшивать, Владимир Петрович предложил свою помощь.
– Может быть, Наташа, твоим мальчишкам надо что-нибудь сшить? Я могу, ты только скрои и вставь шпульку в машину.
С наступлением охотничьего сезона Владимир Петрович каждую неделю ходил на охоту. В этот период жизни у него уже не было компаньонов по охоте. Уходил он рано утром, возвращался во второй половине дня. Охотился он в трех местах: в Дурмене на люцерниках – на перепелов, на Никольских болотах – на бекасов и на островах Чирчика – на зайцев. Несмотря на обилие уток и фазанов, я не помню случая в этот период, когда бы он охотился на эту дичь – уток, по его выражению, стреляют только «сапожники».
Стрелок он был первоклассный. С. Попов[313]
, сам отличный охотник, рассказывал, как он, мальчуганом, пасшим вместе с товарищем стадо, бросил все, чтобы посмотреть на виртуозную стрельбу «старика» – как правило, падал каждый бекас, по которому он делал выстрел, а если вылетала в разные стороны пара бекасов, то их обоих обычно настигал удачный дуплет. Без дичи с охоты Владимир Петрович никогда не возвращался.Раза два в месяц Владимир Петрович уходил в редакции и издательства или отвести душу со своими политическими единомышленниками.
По своему характеру Владимир Петрович был жизнерадостный, веселый и остроумный человек.
Когда он вернулся из восьмилетней добровольной ссылки – из кишлака Нанай и песков центральной Ферганы и поселился в Ташкенте[314]
, он охотно посещал устраиваемые местным обществом вечера, танцевал, пел, красочно и с большим юмором рассказывал эпизоды из своей жизни. В семье он любил в комическом виде изображать свои беседы и столкновения с начальством, упрямое нежелание многих администраторов считаться с фактами и логикой.