Полынь на снегу (Повести, рассказы)

Он сидел, боясь шелохнуться, не зная, как поступить с этой рукой — робкой, тихой, доверчивой…

Так прошло минуты две или три. Или, может быть, чуть больше. Потом Слободкин тихонько освободился, чтобы нагнуться, подбросить дров в огонь, который, впрочем, и так горел теперь достаточно ярко.

Прошло еще несколько минут. Сергей заталкивал в открытую дверцу печурки одно полешко за другим. Чтобы удобнее было это делать, он вовсе отодвинулся от Лены, приблизился к огню, почти вплотную. Лицо его пылало, глаза блестели.

— Сережа, у вас есть девушка, да? — спросила Лена почему-то очень громко.

Слободкин едва заметно кивнул.

Они помолчали.

Потом Лена спросила опять неестественно громко, словно они были не в крохотной комнатке, а на шумной улице:

— Далеко?

Сергей кивнул снова.

— Как ее зовут?

— Ина.

— Она счастливая, ваша Ина, — сказала Лена после новой паузы.

— Вам так кажется? — Сергей посмотрел на Лену удивленно.

— Не кажется, а знаю теперь совершенно точно.

— Теперь?

— Да, с сегодняшней ночи.

«Как странно она на меня посмотрела! К чему бы это? Разве поймешь этих девчонок! Но до чего же она все-таки похожа на Ину! А что, если поцеловать ее за это? И поцелую сейчас. Возьму сосчитаю до трех и поцелую. Нет, отставить! В другой раз как-нибудь. Или поцеловать все-таки? В щечку? Один. Два. Два с половиной…»

— Что вы там бормочете себе под нос, Сережа?

— Я? Да вот… считаю, сколько дровишек осталось.

— Вы сказали «два с половиной».

— Правда? Смешно!..

— А когда война кончится, вы… поженитесь? Да?

— Н-не знаю… А что? Да и когда она кончится? Вы как думаете?

— Одни говорят — к осени, другие…

— Ой, Лена!.. — Слободкин поглядел вдруг на часы и вскочил. — Что подумает мать о своем сыне?

— Простит, если сын не забудет поздравить ее с праздником.

— Лена, Леночка, что я наделал! И маму не поздравил! Меня же высечь надо!..

Лена помолчала, потом, поднявшись на цыпочки, провела ладошкой по ежику волос Сергея.

— Будем друзьями, Сережа?

— Я думаю, что мы уже друзья.

— Тогда возьмите вот это. — Лена извлекла откуда-то из темноты плоскую, слежавшуюся веточку мимозы, расщепила ее на две ровные половинки и одну из них протянула Сергею. — Пусть у мамы вашей будет праздник.

…Как ни спешил Слободкин, как быстро ни прыгал с одной попутной машины на другую, матери дома он уже не застал. На столе рядом с тщательно укутанным в одеяло чайником он нашел записку: «Сынуля! Где же ты? Изождалась совсем. Все работаешь? Когда же отдохнешь? Нельзя так, Сереженька, один ты у меня».

Чай был горячий. Сергей пил обжигаясь, отодвинув в сторону маленький кубик сахара. Пил и почему-то вспоминал о том, как однажды мама заснула… в блюдце. Давно это было, но он до сих пор помнит, как она, смеясь, рассказывала: «Села я чаевничать одна — вас с отцом дожидалась. Вы оба в трехсменке работали, часто возвращались поздно. Придете, бывало, усталые, вам уже не до ужина. Вот и решала я хоть разок дождаться, накормить вас, полуночников. Сижу за полночь, распиваю чай. Час не сплю, два не сплю, три. Будильник все тише и тише тикает. Потом вдруг слышу — звонок в дверь. Бегу отворять, а одна щека у меня мокрая, в чаинках, — та, что в блюдце лежала»…

Сергей так ясно увидел сейчас перед собой эту материнскую щеку, что невольно провел рукой по своей, обросшей за ночь и жесткой от усталости.

На комоде все громче и громче стучал будильник, деловито показывая стрелкой на свернутую кренделем циферку. «Неужели восемь? Скорей на работу! Если очень поторопиться, то можно еще успеть».

Когда мать вернулась домой, ее тоже ждало послание: «Мамуль! С праздником тебя! С прошедшим! Извини, проморгал. Нюхай мимозку, жди — сегодня обязательно раньше вернусь, и мы с тобой 9-го отметим 8-е. Ладно? Не сердишься?»

Сергею действительно удалось возвратиться домой немного раньше обычного. Мать не очень верила обещанию сына побыть с ней хоть один вечер, но спать не ложилась — накрыла на стол, вскипятила чай и ждала. В самом центре стола в простенькой, знакомой Сергею с детства стеклянной синей вазочке красовалось желтое перышко мимозы.

Если бы Сергей догадался, что на диковинный цветок этот успело за вечер налюбоваться чуть не все население дома, он, наверное, пришел бы в смущение и, может быть, даже рассердился на мать, но она, зная характер сына, сделала из этого тайну. Всех соседей заранее выпроводила еще и потому, что чувствовала, как хочется Сереже побыть с ней вдвоем, чтобы ни одна живая душа не мешала им поговорить друг с другом.

Да, да, поговорить обо всем. Именно об этом мечтал Сергей уже давно и даже не знал, какие слова скажет матери.

Так мечталось. Но на деле вышло все по-иному. Нет, он не стал менее внимательным и любящим сыном, не забыл тех слов, которых так ждет материнское сердце. Просто слова стали вдруг лишними, потеряли смысл, утратили истинное свое значение. Все вместе и тем более каждое в отдельности. Мать, слава богу, поняла это с первой минуты их маленького праздника. Они молча пили чай, молча поглядывали то друг на друга, то на Сережину детскую фотографию, висевшую на стене, то на веточку мимозы…