Полынь на снегу (Повести, рассказы)

— Отчего так бывает, мам? — спросил наконец Сергей. — Не виделись так долго, трудно и сосчитать — сколько. После моего приезда поговорить толком до сих пор не было времени, а вот сегодня, когда у нас впереди весь вечер, сидим и молчим. Ты молчишь, и я все слова забыл…

Мать съежилась, поднесла к глазам край фартука и закачала головой — опять молча.

— Ну вот, мам… Я испорчу тебе весь праздник своими нелепыми вопросами.

— Нет, нет! Говори, говори, сынок. Я слушаю…

Сергей положил руку на материнское плечо и почувствовал, как оно дрожит — мелко и безостановочно.

— Что с тобой, мам? Обидел кто-нибудь? Нездорова?

— Никто не обидел, здорова. От счастья это, сынок. Вот реву, а глаза счастливые, посмотри…

Она встала, подошла к зеркалу, заглянула в него.

— Только красные. Это от работы, сынок. Устанешь иной раз, они и… Это пройдет сейчас.

Она вернулась к столу, долила в стакан Сергея горячего чая, пододвинула поближе к сыну крохотную баночку с его любимым земляничным вареньем.

— К дню рождения твоего берегла. Засахарилось, но пахнет лесом, понюхай.

Сергей наклонился над баночкой и даже зажмурился от удовольствия.

— Вкуснотища! А может, не будем, мам, подождем июля?

— Не обманывай старую, ешь. Я же знаю, ты весь уже там. Ждешь не дождешься того часа, когда воротишься в свой десант, так, что ли?

— Ну, это не скоро еще, мам…

— Не лги. Я же чувствую, что ты задумал. В каждом слове твоем чую. Ты и не замечаешь, как говоришь: «У нас в первой», «У меня в отделении», «Кузя уже в бою». Я все понимаю. Даже про завод свой вспоминать перестал. То, бывало, Зимовец, Зимовец, а то и о нем молчок.

— Да что ты, мама! Да откуда ты взяла? Зимовец мой самый близкий друг, такой же, как Кузя, я его никогда не забуду, даже там.

— Вот-вот! Я и говорю: все мысли твои только там. Хорошо ли это? Как в ЦК твоем на это смотрят?

— А я сюда вызван зачем, думаешь? Настанет день, придет час, пригожусь в своем главном деле. Так сразу договорились.

— Ах, Сережа, Сережа! Что мне делать с тобой? Работа у тебя хорошая, мать рядом. Чего тебе нужно, чего не хватает? Воюй в тылу, — зря, что ли, в лозунге сказано: тыл — это тоже фронт.

— Мам, как раз к этому я и стремлюсь — в тыл, понимаешь?

— Тебе все шуточки. Вот возьму сейчас и разревусь. Уже по-настоящему, не остановишь, учти.

— Это не разрешается мам. Ни при каких обстоятельствах. Ты у меня сильный, мужественный человек. Я горжусь тобой. Ине про тебя написал.

— Ты же адреса ее не знаешь, сам говорил…

— Не знаю, говорил. Но письмо написал. Отправить только пока не могу. — Сергей дотронулся до кармана гимнастерки, в котором при этом легонько хрустнул многократно сложенный лист бумаги. — Давно написал уже. Может быть, когда-нибудь прочитаю тебе, если будет время.

— Прочитай сейчас, сынок. — Мать поглядела на Сергея умоляющими глазами.

— Только не сегодня, мам. Я ведь тороплюсь опять — в двенадцать заступаю на дежурство. Потому и раньше пришел. Машину даже пришлют.

— Ну вот, а сказал, что сегодня наш праздник…

— Это и был праздник, мам. Извини, что такой короткий.

Глава 5

Всю ночь сидел Слободкин за столом со множеством телефонов — с дисками, без дисков, с голосами то громкими, то тихими, то вообще еле слышными. Парень, которого Слободкин сменил на дежурстве, объяснил ему все подробно, и первое время дело шло нормально. Но когда зазвонил самый главный аппарат, Слободкин вдруг растерялся, схватил не ту трубку, потом ту самую, но уже после того, как внутри ее раздались частые гудки. Вот тут-то и началось!

В волнении Сергей положил трубки не на свои места. Телефоны взбунтовались. Завинченные в эбонит мембраны заклокотали, требуя немедленно восстановить порядок.

Но вот шнуры распутаны, трубки улеглись на свои рычаги, а аппараты не умолкают. То один, то другой подает голос в ночи. Научившись их кое-как различать, Слободкин ведет себя спокойней, уверенней. Ему даже кажется, что он действительно что-то значит тут, кому-то может быть полезным. «Алло, алло! — кричит он. — Москва слушает вас, говорите!» — и необыкновенным чувством наполняется все его существо. Шутка ли? Москва слушает! Говорит Москва! Понимаешь ли ты, Слободкин, на какую вышку вознесла тебя судьба этой ночью? За всю столицу можешь слово молвить. Слушайте все! И вы, пионеры Амдермы, собравшие оленьи панты для лекарств. И вы, далекие сибиряки, отправившие эшелон с хлебом рабочим Урала. И вы, комсомольцы Саратова, построившие самодельный комбайн. Как, как вы назвали его? Громче, громче, по буквам давайте! Записываю. Константин… Роман… Анна… Сергей… Николай… Ольга… Дарья… Еще раз Ольга? Еще Николай… Елена… Цапля. Все? Краснодонец? Молодцы! Кто говорит? Дежурный говорит. Ответственный дежурный. Да, ответственный. Слободкин. По буквам? Пожалуйста… А насчет названия — молодцы! Правильное, говорю, название дали — «Краснодонец». В «Комсомолке» про Краснодон здорово! Ваше сообщение тоже отправить в газету? Кто передал? Тоже дежурный? Ах, тоже ответственный? Понятно. Давайте по буквам, порядок есть порядок…