Полынь на снегу (Повести, рассказы)

Настроение у Слободкина становилось все более приподнятым, даже торжественным. Он вдруг с какой-то необыкновенной отчетливостью увидел перед собой всю страну, не смыкающую глаз ни на миг. Страну огромную, на одном конце еще ночь, на другом день в самом разгаре. Страну богатырскую, полную неистребимых сил. Страну героев, самых настоящих, хотя иногда и незаметных, но воюющих, собирающих панты для лекарств, строящих комбайны, отправляющих эшелоны для голодных.

А вот этот, которого только что соединили с Москвой? Не спит всю ночь, дожидается своей очереди, чтобы сказать всего несколько слов!

— Фрунзе говорит! Молодежи столицы барашка шлем. Много-много барашка, целый десять вагон. Встречайте. Много-много барашка…

Как-то незаметно, исподволь эта беспокойная ночь превращалась в одну из самых прекрасных ночей Слободкина. Как бы это маме объяснить? Не объяснишь ведь. Слов не найдешь. Зимовцу и тому не втолкуешь, пожалуй. С одними телефонами эпопея целая! Вот с этим особенно — с «самым главным». Слободкин провел рукой по трубке, причинившей ему столько тревог и теперь еще не угомонившейся.

В шесть утра сменить Слободкина пришел Николай Силуянов, веселый парень с чуть подслеповатыми, словно заспанными глазами. Впрочем, сегодня глаза были именно заспанные.

— Прямо с корабля на бал? — сочувственно спросил Сергей позевывающего Николая.

— Ага! На стульях поспал часа три у себя в отделе.

Слободкин раскрыл перед Силуяновым «вахтенный» журнал, стал рассказывать о ночных звонках. Последняя запись привела сменщика в восторг:

— Дай-ка! Дай-ка! Это же здорово, дежурный! Чувствуешь, как дело закручивается? Читал в «Комсомолке» очерк «Сердца смелых»?

— Читал. Все читали, — ответил Сергей.

— Мы раскопали, — с гордостью сказал Силуянов. — Наш отдел. Сперва сами все, как надо, разведали, потом из редакции двух толковых парней снарядили. Пусть вся страна о краснодонцах знает, весь мир. Зайди как-нибудь к нам — сам убедишься: герои! Впрочем, чем тебя удивишь? Ты ведь фронтовик, знаю.

Слободкин сказал, что зайдет при первой возможности.

— Когда только? Здесь у вас похлеще, чем на моем заводе, — аврал на аврал налезает, смена на смену.

— Так ты из армии или с завода? Военный или цивильный?

— Сам теперь не пойму, — сознался Сергей. — Все перемешалось в моей судьбе, всего помаленьку отведал.

— В госпиталях побывал? — поинтересовался Силуянов.

— Побывал. А ты?

— И я тоже.

— А сюда как?

— Прямо из батальона выздоравливающих. «Поработай, говорят, немного, пока раны как следует заживут, месяца два-три». Целый год вкалываю.

Силуянов еще раз посмотрел записи, сделанные в журнале, и спросил:

— Ты завтра вечером что делаешь?

— Не знаю еще, — ответил Сергей.

— Приходи в двадцать ноль-ноль в конференц-зал. Мы встречу с Валей Борц проводим. Через все краснодонка прошла. Через горе, через огонь, через смерть. Пусть наши послушают, полезно будет. Я тебе по совести скажу, у нас тут кое-кто не нюхал войны по-настоящему.

— Молодые еще, — сказал Слободкин. — Лену Лаптеву знаешь? И вообще их девчачью державу?

— Лена-то как раз молодцом. Боевая. Да и подружка у нее подходящий народ.

— Кто же тогда? — удивился Сергей.

— Может, личностей и не назову. Каждый в отдельности ничего вроде. Один ничего, другой ничего, а в целом, как бы тебе объяснить? Ну, в общем ты прав, от молодости это. От неопытности. Мы с тобой старики в сравнении кое с кем. Профессора, академики! Согласен? — спросил Николай.

— Кое-что видели, конечно, но только с самого краешка.

— И со срединки видели. Чего скромничаешь?

— Со срединки я не видел еще, собираюсь только, — сознался Сергей.

Силуянов захлопнул журнал, поглядел на часы.

— А отдыхать ты собираешься после дежурства? Или прямо в отдел?

— Прямо в отдел, — ответил Слободкин. — Отоспимся когда-нибудь. А за приглашение спасибо.

* * *

Часы показывали без пяти восемь, когда в зал, вместе с каким-то военным, вошла белокурая девушка — хрупкая, бледная, на вид чуть не школьница. Вошла, робко посмотрела вокруг, встала у спинки одного из стульев за столом президиума.

«Так вот она какая, знаменитая, легендарная Валя Борц! — подумал Слободкин. — Девчушка совсем!»

Когда утихли аплодисменты, в президиуме появилось еще несколько человек. Ни одного из них Слободкин не знал в лицо. Сопровождавший Валю военный подошел к трибуне, представил собравшимся гостью, хотя в этом уже не было никакой необходимости, начал говорить о Краснодоне, о подвиге молодогвардейцев. Его слушали, но смотрели только на белокурую девушку. Заметив это, оратор скоро прервал свою речь, покашлял, переступил с ноги на ногу.

— Валя, все хотят, конечно, услышать вас. Для этого и пришли, отложив все дела. Правильно я понял? — обратился военный к залу.

— Правильно! — сказал кто-то из дальнего ряда.

Валя смущенно поднялась. Сделала несколько шагов к трибуне, но не дошла до нее, в нерешительности остановилась.