Слободкин скользнул взглядом по узким плечам секретаря, по всей его тщедушной фигуре. Сколько они не виделись? Месяц? Или больше? Около двух, кажется. Как же здорово сдал Радволин! Выглядит хуже, чем после перенесенной в прошлом году болезни.
— Не бережешь ты себя, секретарь…
— Ты на себя посмотри.
— Я человек маленький. Что есть, что нету — никто не хватится. А тебе вон какое дело доверили! Область!..
— Пожалел? Тебя в начальники мне — сразу бы все вопросы решились.
— Я сам когда-то в ФЗУ секретарем был. У тебя небось тысяч тридцать на учете? Или все пятьдесят?
— До войны около этого было, а сейчас… — Радволин развел руками и присвистнул.
— Военная тайна?
— Какая, к лешему, тайна!
— Тогда сколько же?
— Не скажу.
— Не знаешь, по глазам вижу, не знаешь. Угадал?
Радволин вместо ответа сокрушенно вздохнул. Сергей сочувственно покачал головой.
— Да-а… Нелегкая у тебя делянка! И хоть должность большая, а стружку все равно снимают небось?
— Это уж как водится. Что бы в области ни случилось, во всем комсомол виноват. То инициативу не проявили. То проявили, да не ту, то ту самую, какая нужна, да не ко времени. То мало женской молодежи вовлекаем. То у нас одни девчата на любой работе…
— Характер… — перебил Радволина Слободкин. — Характер у тебя стал портиться, поистрепал нервочки, хуже чем в самом пекле. Сколько лет секретарствуешь?
— Пятый год уже.
— На комсомольской работе лучше недосидеть, чем пересидеть.
— Да ты, я смотрю, профессор в этом деле. Точно все понимаешь.
— Говорю тебе, сам в твоей шкуре был. Анкету мою читал небось?
— Читал. Не помню только насчет стажа.
— Около года.
Радволин усмехнулся.
— Считай, тебе повезло.
— Что быстро ушел?
— Во-первых, что был секретарем, а во-вторых, что ушел вовремя. Комсомольская работа, ты прав, прекрасная вещь, если глотать ее не лошадиными дозами. Ну, мы что-то отвлеклись с тобой, Слободкин, от главной темы. Давай лучше… помечтаем.
Сергей удивленно поглядел на Радволина.
— Думаешь, спятил человек на секретарском посту, да? Я просто завидую тебе, товарищ Слободкин С. А.! Даже вот тут колет, как завидую! — Радволин ткнул себя пальцем чуть ниже уха. — Я вдруг ясно представил себе всю твою дальнейшую судьбу. Хочешь, погадаю?
Слободкин доверчиво и почти серьезно протянул Радволину левую руку ладонью вверх.
— Предстоит тебе дальняя дорога, парашютист. Дальняя! Затребовали ведь не кого попало, а тех, кто опалил перышки. Смекаешь? Посмотрят твои документы в Москве, поговорят с тобой, пошлют к докторам…
— Опять к докторам? Сколько можно?
— Вот видишь, волнуешься, перебиваешь секретаря обкома. Нервочки, значит, тоже того. Пошлют, пошлют к докторам как пить дать! Ну, там уж от тебя все будет зависеть, от твоего духа.
— Духом мы никогда не падали, даже в госпитале.
— Кто это «мы»?
— Я и Проша Зимовец.
— Я уже сказал тебе — второй человек у нас есть. И не перебивай больше. Так вот, посчитают доктора твои ребрышки и запишут: «Практически здоров».
— Я давно здоров. И практически, и теоретически.
— Знаю. Открою тебе один военный секрет. Мы тут докторов просили, чтоб они иной раз специально браковали вашего брата по здоровью. А то все на фронт, на фронт — у станков стоять некому.
— Об этом, представь, догадывался и злой был на вашу медицину.
— Злой даже?
— Как черт! Потому что хитрость копеечная. Думаешь, без нее нельзя? А сознание?
— Это ты сейчас так заговорил — сознание! Первое время совсем другая песня была.
— Тоже верно, — согласился Слободкин. — Я их растерзать тогда был готов, докторов ваших. И вас вместе с ними.
— Вот это откровенно.
— Как полагается между порядочными людьми.
— Спасибо за комплимент. А мы снова куда-то уехали.
— Это все потому, что я счастливый сегодня. Ты даже не представляешь, какой я счастливый, Радволин! У меня ведь мама в Москве! Ждет не дождется…
— Точно! — воскликнул Радволин. — Как же я раньше не сообразил? Открою тебе еще один секрет, правда, не военный: на волоске вчера висела твоя кандидатура. Вот на таком! Решили в твою пользу на бюро большинством всего в один голос.
— Спасибо! Чем отблагодарить тебя?
— Членскими взносами. Плати аккуратней.
— А может, не уходить тебе еще с комсомольской работы? — в тон Радволину сказал Сергей. — Чувство юмора пока налицо — первый признак молодости!
— Все равно не отпустят, вот и молодимся, как кто умеет. А вообще-то я старик уже.
— Двадцать шесть исполнилось уставных?
— Прошлой зимой.
— Да-а… Возраст солидный, что и говорить. А с виду ты совсем хлопец. Моложе Зимовца моего.
— Ему двадцать, — сказал Радволин.
— Откуда такие точные данные?
— Последний секрет выдаю тебе: Прокофий Зимовец твой тоже был среди кандидатов. Я сам называл его на бюро. Парень он подходящий. Плохо, что вы с одного завода. Целая буча поднялась из-за этого. Только ему ни слова.
— Что ты! Не маленький. А он, бедолага, столько заявлений настрочил — во все концы! И в кадры, и в военкомат. И в обком небось?
— Нет, нам не писал, но в военкомате всех обошел, мне сообщили. Так что не береди его душу. Одного, мол, человека от области запросили — и точка.
Слободкин задумался.