Полынья

— Метод? — переспросила она, все еще доверяя его заинтересованности. — У нас целая школа, школа доктора Казимирского. Одномоментное снятие заикания. Не знаете? У него есть учителя и ученики, в их руках верный метод, с помощью его можно возвратить больным нормальные функции речи. Они начнут говорить и мыслить без изъяна. Я не вижу для себя другой цели жизни, как лечить людей.

Она опять повернулась к морю и склонилась над водой.

Егор следил за ней. И когда она распрямилась и повернулась к нему лицом, он спросил, вовсе не думая ее обидеть или оскорбить:

— Одномоментно… А вас не обвиняют в шаманстве?

Он не ожидал, что его нечаянный вопрос так заденет ее. Может быть, она уловила в нем ту неприязнь, которая помимо его воли дала о себе знать? А может быть, действительно наслушалась всякой всячины об их методе? Он-то уж знает, сколько бывает наговорено о брате-изобретателе.

Она шагнула верх по тропинке и пошла прямо на него, глядя ему в лицо и не видя его. Она не ждала в это доброе утро, когда слышимость по радио была такой ясной и голос мужа таким близким и в каждом слове его слышалась такая нежность, что мир казался полным счастья и ничто не может это счастье поколебать, она не ждала в это доброе утро, что появится кто-то и все разрушит.

— Господи, да откуда вы такой! — проговорила она, будто простонала. — Да зачем вы мне в это утро? Зачем?

Она шла прямо на него, и он, пятясь, ждал, что она ударит. Может быть, она и ударила бы, столько было решимости в ее серых злых глазах, если бы не раздался с высоты берега голос Эйнара. Он что-то кричал и махал руками, должно быть, сообщал, что пришла машина.

Нина прошла мимо Егора, как бы молчаливо отстраняя его с дороги, хотя он и не мешал ей.

Он повернулся ей вслед. Стоял и слышал, как мягко и ласково плескались за его спиной волны о прибрежные гранитные глыбы, поросшие зеленым мхом. Он стоял и видел, как Нина поднималась в гору по каменистой тропе, пробитой между валунами. Вот она скроется за деревьями и будто ее и не было.

«Почему она сделалась мне неприятна, и мне ее не жалко? — подумал он, с непонятной поспешностью стараясь найти ответ. — Потому, что она молода, волнует какой-то скрытой силой, счастлива и несдержанна в своем счастье?» Ему хотелось найти ответ, пока она еще не скрылась в лесу, обязательно найти. Но ответ не приходил.

«Спирт, что ли, подвел? — подумал он, когда голубое платье Нины мелькнуло между деревьев и исчезло. — Вроде на воздухе и закуска как надо. Поглупел… Серебрянка доконала, серебрянка. И, пожалуй, безмятежное спокойствие Эйнара. Он и не догадывается, как гнусно у меня на душе. Обманчиво все. Живу в гостях, а дорога в костях. В своих собственных»…

Эйнар ждал его на берегу. Взглянул с хитринкой в глазах.

— Повздорили?

— Наглупил я, — махнул Егор рукой. — Досадно.

— Замахнулся на ее профессию?

— Не терпит, когда не верят ей и ее учителю доктору Казимирскому.

Егор задумался, обрывая хвою с елки, разминая ее в ладони. Рука приятно запахла весенней ожившей тайгой. Сказал:

— Я ее понимаю. Нет хуже, когда не верят…

Иголки кололи ладони, но он продолжал их мять.

— Жаль, что не увижусь больше… Испортил женщине день.

— Как же не увидишься, Егор Иванович? Она скоро вернется.

Егор вдохнул свежий смолистый запах растертой хвои.

— Эх, Эйнар… Я же говорил, что уехать должен и завтра быть в Ленинграде…

— Нет, нет, Егор Иванович, ты не должен уехать. Ты должен остаться, хотя бы до завтра.

— Но у меня дело! Я должен привезти сталь.

— Нет, нет, — возразил эстонец.

В лесу раскатисто пел зяблик. Издалека доносился плач иволги. Трещали кузнечики в траве, на которой так и не обсохли капли вчерашнего дождя. Высокая трава била по рукам, и холодные капли дробью падали на ладони Егора, зеленые от хвои.

— А почему это так? — спросил Эйнар. — Почему? Разве вам не должны были дать эту сталь? Право, я никогда не встречался с таким. Я ловлю рыбу… И в море ее пока хватает.

— Все очень просто, Эйнар… Получали мы раньше серебрянку из Запорожья. А теперь? Теперь у нас свой совнархоз, у них — свой, да еще республики разные. Ну, нам и сказали: имеете металлургический завод, плавьте серебрянку сами. А нам этой серебрянки надо всего шесть тонн в год. Ее же и освоить-то не каждый сумеет, и наши вот мучаются. Госплановцы считают, что раз наряд выдан, значит, план снабжения выполнен. Всегда сто процентов. У нас же в руках бумажки, а металла нет. Вот и побираемся.

— Не может быть!

— Все точно, Эйнар…

Они молча дошли до домика-грибка. Полянка у домика сияла на солнце. На веранде лежала густая тень.

— Я попробую разведать. Чем черт не шутит… А ты не уезжай, — сказал Илус.

12

Егор проснулся: где-то, казалось, рядом плескалось море. Волны мягко шлепались о валуны, обложенные мокрой и скользкой зеленью. Не сразу вспомнил, где он.

Из открытого окна тянуло прохладной сыростью. Шел ленивый дождь. Крупные капли звонко и неторопливо шлепались по листьям. Как это походило на дыхание моря. На спокойное дыхание, как вчера…