Ползла по небу черепаха

Теперь ничего не осталось, и кухня перестала источать уют, только жуткий холод и запах, как в старой общаге. Мусор не выносится по неделям, пол не мылся со дня похорон Арсения, окна не протирались, а посуда покрылась тонким слоем липкого жира. Кухонное полотенце куда-то подевалось, салфетки закончились, и Людмила вытирала руки туалетной бумагой. Влад еще как-то пытался поддерживать чистоту, ради него она заставляла себя готовить еду. Иначе умерла бы от голодной смерти или передозировки алкоголя.

Людмила надеялась, что общее горе сблизит их. Но они по-разному восприняли этот удар. Будто оказались по разные стороны глубокой пропасти, разверзшейся под ними. Начались ссоры. В какой-то момент она стала отмалчиваться, надеясь, что ситуация изменится, если перестать орать друг на друга. Но стало только хуже. Муж отдалился настолько, что она перестала его наблюдать в собственном доме. Они сидели по разным комнатам, не разговаривали.

Нестерпимая боль терзала сердце. Казалось, в него врос железный крюк, который истязает и отравляет ядовитой ржавчиной. Кто-то постоянно поворачивает этот крюк, и Людмиле становится трудно дышать, и подкашиваются ноги. Она отрешилась совсем, подозревая, что так долго продолжаться не может. И оказалась права. Эти выходные, которые провела в ужасе и слезах, решили разрыв окончательно. Мучила навязчивая далекая надежда: а вдруг ездил в командировку по работе? Но надежда сгорала как спичка. Нет, он был у нее! Какая еще к черту командировка!

Людмила вспоминала, как прожили они эти несколько месяцев после смерти сына. Влад приходил домой каждый вечер, читал новости в Твиттере, пил горячий чай, принимал душ и шел спать. Иногда заказывал еду на вынос или привозил с собой, оставлял ей, не предлагая присоединиться к нему. А она не знала, ей ли он оставил поесть или просто отложил на утро. Поэтому ничего не брала. Прежние привычки искоренились навсегда. Людмила, зная о другой женщине, не прогоняла мужа, молчаливо позволяя находиться рядом. Было все равно, но случались моменты, когда Влад представлялся жирной навозной мухой, назойливо кружившейся поблизости. Она терпела его, потому что после похорон сына он был так же сильно подавлен и разбит, как она. Он постарел и осунулся, его взгляд был безнадежен и жалок. Но она не могла дать ему внимания и сочувствия.

Людмила лежала и слушала, как каркают вороны за окном. Резкое карканье раздавалось совсем рядом, будто птицы сидели на подоконнике. После короткого, рваного сна женщина не чувствовала себя отдохнувшей, наоборот, появилось знакомое ощущение напряжения и бессилия. Сон быстро проходил, и на его место возвращалось осознание мрачного настоящего. Вернулись забытые во время сна тревожные мысли. Что сказать, если необходимо строить жизнь заново? Ответов много, разные пути, строгие планы, исправление ошибок. Но ответ о смерти всего один – миг боли, темнота и бесчувствие. Каждое утро у Людмилы начиналось одинаково. Вспоминала, что на кухне, в ящике стола, лежит пузырек с таблетками. Если сейчас пойти туда и достать этот пузырек, высыпать на ладонь маленькие таблеточки, их можно запить водой, а потом допить остатки водки.

Смерть – она быстрая, как молния. Мгновение мужества, а затем переступить черту. Людмила уверена, что многим принесет облегчение своей смертью.

Именно поэтому и тянет с этим! Не хочет, чтобы Влад испытал облегчение. Какая-то невыносимая обида точила душу. Требовался серьезный разговор. Но оба молчали, однако это казалось лучшим решением. Быть рядом хоть как-то. На прошлой неделе Людмила написала мужу письмо на пяти страницах. Но перечитав его, ужаснулась и осознала, что ей ничего не нужно, она не может выразить свои мысли так, чтобы он понял. Письмо было разорвано на множество кусочков и смыто в унитаз.

Осознавать страшно, что отношения разладились. Они с мужем отдалились настолько, что говорить не о чем. И это понимание было ужасно, потому что еще некоторое время назад все было по-другому. За пределами черной реальности жизнь оставалась иной, с разными семейными обязанностями, мелкими проблемами, радостью и бесконечными разговорами за ужином обо всем на свете. Стремление освободиться от этой жизни пришло спонтанно, во время потери рассудка от горя. И разрушить оказалось проще, чем восстановить. Ей было горько от того, что это так, потому что тогда получается, что не было никакого понимания и любви. Они изменились, и все вокруг изменилось. Мучительные рваные мысли вызывали отчаянную головную боль.