«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Следовательно, именно дворянские писания продемонстрировали, что полного слияния, ассимиляции, растворения не произошло, поскольку не получалось социально-экономической интеграции в имперское пространство. Точнее, не совпадали идеалы и практики стратегий социально-экономической интеграции обеих «заинтересованных сторон». Более того, в заботах об экономической судьбе Малороссии, о ее благосостоянии малороссийское дворянство в своих текстах, притом что часто декларировало приверженность общегосударственным интересам и задачам, фактически подчеркивало необходимость позаботиться о краевом интересе, накапливать «национальный» капитал и развивать «национальное» хозяйство. «Мы особенные» — это подчеркивалось почти во всех выступлениях и записках, независимо от того, какое содержательное наполнение имел крестьянский вопрос на том или ином этапе его обдумывания и обсуждения дворянским сообществом Левобережья. В конце XVIII века крестьянин, в дворянском представлении, — это пассивный объект, который словно бы ждет применения энергии помещика. У Галаганов же — Позенов — Покорских-Жоравко — Дуниных-Борковских и других к крестьянам выработалось вполне трезвое отношение: как к партнерам, которым необходимо только помочь вступить в модернизированный мир. Поэтому на последнем этапе «господства», в сложной «борьбе за освобождение», дворянством и ставилась задача — перестать быть помещиками во всем многообразии этого понятия (самодуры, «отцы», воспитатели) и подготовить крестьянина к его самостоятельной и хозяйственной, и национальной миссии («наши малороссийские крестьяне»). Народники же, обходя вниманием трезвые голоса рационализаторов-практиков середины XIX века, реанимировали патриархальное отношение к крестьянам, не добавив к нему дворянский комплекс ответственности, но зато углубив комплекс вины. Поэтому для народников крестьянин — это объект освобождения, объект приложения своих идей, в лучшем случае — источник вдохновения.

Именно такое восприятие и запечатлелось в историографической традиции. Именно его я и пыталась поставить под сомнение. И помогли мне в этом дворянские социально-экономические проекты, в том числе и тех, кого мы считаем «апостолами» национального возрождения, кто, если не принимать во внимание литературщину, приходил к «модерному национальному» через анализ/ощущение социально-экономической специфики края. Поэтому благосклонное отношение М. А. Максимовича к украинскому джентри, созданному Гетманщиной, думаю, можно объяснить не столько тем, что Михаил Александрович был немного старше Костомарова, Кулиша, Лазаревского, более «русифицирован» и менее народник, как считает Дэвид Сондерс^[1776], сколько тем, что, в отличие от перечисленных, после отставки, еще молодым не на миг только захотел включиться в реалии помещичьей жизни, не только наблюдал за нею, но и непосредственно ее прожил.

Собственной деятельностью «реальные» помещики отвоевывали право мыслящих и образованных людей Малороссии на свой, особый путь модернизации как самой отчизны, так и страны в целом. Другими словами, если социально-экономические реалии края и вызвали тени предков, то они активно использовались не для ностальгирования по утраченному золотому времени, а для выработки и легитимации эффективных, адекватных путей модернизации. И в этом ключевое расхождение моей позиции с теми ведущими историками, которые считают, что модернизационный проект украинского XIX века определялся наследием прошлого, стонами, вздохами и воспоминаниями о навеки потерянном «золотом времени». Для них социально-экономические отношения — лишь сопутствующий фактор, фон, на котором разворачиваются нациотворческие процессы. Для меня же «возрожденческое» — лишь один из инструментов в широком спектре аргументации в интеллектуальной борьбе Малороссии, почему-то приобретший, вместо прикладного, статус самодостаточной оптики исследования всего разнообразия интеллектуальных ландшафтов украинского XIX века.

Наконец, как это ни прискорбно для автора монографического исследования, вынуждена признаться, что я здесь не совсем оригинальна. На все это прозрачно намекнули задолго до меня и П. Г. Клепацкий, и А. П. Оглоблин. Но тогда, в заидеологизированном XX веке, они не были услышаны даже теми, кто умел не только слушать, но и прислушиваться и слышать. Для того же, чтобы это произошло сейчас, моих нынешних усилий явно недостаточно. Поэтому в глубине души надеюсь не только на внимательного читателя, не только на собственные силы продолжать, но и на то, что кто-то другой, смелый, настойчивый и упорный, решится еще более уверенно работать над Правдой, заниматься Правдой, идти к Правде…

«Писатель не только пчела, но и соты. В его работах труд многих пчел, в том числе и труд прошлого, и труд будущего»^[1777].

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ВИ — Вопросы истории

ГАПО — Государственный архив Полтавской области

ГАЧО — Государственный архив Черниговской области

ДВ — Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории