Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Так часто повторяющиеся слова не могут восприниматься иначе, кроме как в качестве личных убеждений. Другое дело, что необходимо специально разбираться в причинах и содержании разногласий между различными группами реформаторов. Но оснований сомневаться в их откровенности нет. Особенно когда читаешь о таких ретроспекциях крестьянского вопроса в дворянском сознании, какие отражены в письме А. И. Покорского-Жоравко к жене, написанном 13 февраля 1859 года, по завершении редактирования им последней главы Положения об улучшении быта крестьян Черниговской губернии. Ночью, под грохот 800-летнего колокола Спасо-Преображенского собора, такая исповедь перед Серафимой Павловной, духовным двойником, вторым «я», встречу с которой Александр Иванович считал днем своего «второго духовного рождения», дорогого стоит. Сам жанр не дает права соврать, покривить душой:

В юности, в либеральных безумных порывах, я мечтал иногда об освобождении крестьян — мечтал, окружая смутой, местью, гражданским беснованием эти мечтания; потом, возмужалый, я мечтал или, лучше, думал тверже и вернее об этом и оканчивал вздохом мою думу, как дело невозможное, неосуществимое. Теперь я сам поставил точку в окончании этого дела и сам, своими руками, скажу с гордостью, сделал его большую половину — для миллиона с лишком людей.

И будто обращаясь к своему детищу с надеждой:

Я отдаю тебя, и одной иоты не сотрут они в тебе, потому что каждую букву твою пропустил через мое сердце и душу, потому что на каждое слово твое я истрачивал все силы моего ума и каждое постановление, в тебя вписанное, отстаивал всеми средствами, не останавливаясь даже и перед игрою страстей и употребляя в пользу даже и самолюбия, жалкия самолюбия тебя понимавших превратно[1771].

Но весь драматизм этой черниговской исповеди в том, что другой — пожалуй, тот, кто «понимал превратно», соперник по Черниговскому комитету Г. П. Галаган, — также не останавливался перед любыми средствами, чтобы представить не только это Положение, но и интересы Малороссии в Петербурге, быть там выразителем надежд целого края, а потом перед собственной женой каялся в своих ошибках, поскольку и его позиции не были восприняты столичными реформаторами.

Итак, стоит обратить внимание на то, что в канун реформы, в один из самых решающих моментов своего существования, малороссийское дворянство, вопреки тому, как оно впоследствии будет оценено публицистами и историками, в большинстве своем изъявило готовность к эмансипации крестьян, поскольку также стремилось к собственному освобождению от бремени обязанностей. В обсуждении крестьянского вопроса на этом этапе было продемонстрировано осознание неразрывного единства его социально-экономической и морально-идеологической составляющих. И в губернских комитетах, и в Редакционных комиссиях, и на страницах различных изданий, и в частных письменных разговорах, и в обращениях к разного уровня чиновникам[1772] малороссийское дворянство постоянно подчеркивало своеобразие своей родины, «острова, окруженного морем — Россией»[1773], и необходимость это учитывать. Своей уверенностью в неизбежности пожертвований со стороны всех участников процесса — дворян, крестьян и государства — дворянство показало партнерское отношение к крестьянам, которым необходимо лишь помочь включиться в самостоятельную жизнь. Итак, по сути, какими бы ни были практические предложения по тому или иному конкретному вопросу, все они в комплексе могут восприниматься как своеобразный модернизационный проект решения социально-экономических проблем края. Насколько это удалось — другая проблема…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Возможно, каждый, кто завершает большую работу, испытывает одновременно и удовольствие, и недовольство. Удовольствие от поставленной точки, от завершения определенного жизненного этапа, наконец, от того, что наступает освобождение и появляется возможность заняться не менее любимыми и важными делами — да хоть бы и своими цветочками в «имении»! Если же говорить серьезно, конечно, утешает то, что все же кое-что удалось, выявлены такие нюансы проблемы, которые не были замечены при неоднократном прочтении текстов и стали очевидны только через перепрочтение их в виде макротекста.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука