Так часто повторяющиеся слова не могут восприниматься иначе, кроме как в качестве личных убеждений. Другое дело, что необходимо специально разбираться в причинах и содержании разногласий между различными группами реформаторов. Но оснований сомневаться в их откровенности нет. Особенно когда читаешь о таких ретроспекциях крестьянского вопроса в дворянском сознании, какие отражены в письме А. И. Покорского-Жоравко к жене, написанном 13 февраля 1859 года, по завершении редактирования им последней главы Положения об улучшении быта крестьян Черниговской губернии. Ночью, под грохот 800-летнего колокола Спасо-Преображенского собора, такая исповедь перед Серафимой Павловной, духовным двойником, вторым «я», встречу с которой Александр Иванович считал днем своего «второго духовного рождения», дорогого стоит. Сам жанр не дает права соврать, покривить душой:
В юности, в либеральных безумных порывах, я мечтал иногда об освобождении крестьян — мечтал, окружая смутой, местью, гражданским беснованием эти мечтания; потом, возмужалый, я мечтал или, лучше, думал тверже и вернее об этом и оканчивал вздохом мою думу, как дело невозможное, неосуществимое. Теперь я сам поставил точку в окончании этого дела и сам, своими руками, скажу с гордостью, сделал его большую половину — для миллиона с лишком людей.
И будто обращаясь к своему детищу с надеждой:
Я отдаю тебя, и одной иоты не сотрут они в тебе, потому что каждую букву твою пропустил через мое сердце и душу, потому что на каждое слово твое я истрачивал все силы моего ума и каждое постановление, в тебя вписанное, отстаивал всеми средствами, не останавливаясь даже и перед игрою страстей и употребляя в пользу даже и самолюбия, жалкия самолюбия тебя понимавших превратно[1771]
.Но весь драматизм этой черниговской исповеди в том, что другой — пожалуй, тот, кто «понимал превратно», соперник по Черниговскому комитету Г. П. Галаган, — также не останавливался перед любыми средствами, чтобы представить не только это Положение, но и интересы Малороссии в Петербурге, быть там выразителем надежд целого края, а потом перед собственной женой каялся в своих ошибках, поскольку и его позиции не были восприняты столичными реформаторами.
Итак, стоит обратить внимание на то, что в канун реформы, в один из самых решающих моментов своего существования, малороссийское дворянство, вопреки тому, как оно впоследствии будет оценено публицистами и историками, в большинстве своем изъявило готовность к эмансипации крестьян, поскольку также стремилось к собственному освобождению от бремени обязанностей. В обсуждении крестьянского вопроса на этом этапе было продемонстрировано осознание неразрывного единства его социально-экономической и морально-идеологической составляющих. И в губернских комитетах, и в Редакционных комиссиях, и на страницах различных изданий, и в частных письменных разговорах, и в обращениях к разного уровня чиновникам[1772]
малороссийское дворянство постоянно подчеркивало своеобразие своей родины, «острова, окруженного морем — Россией»[1773], и необходимость это учитывать. Своей уверенностью в неизбежности пожертвований со стороны всех участников процесса — дворян, крестьян и государства — дворянство показало партнерское отношение к крестьянам, которым необходимо лишь помочь включиться в самостоятельную жизнь. Итак, по сути, какими бы ни были практические предложения по тому или иному конкретному вопросу, все они в комплексе могут восприниматься как своеобразный модернизационный проект решения социально-экономических проблем края. Насколько это удалось — другая проблема…ПОСЛЕСЛОВИЕ
Возможно, каждый, кто завершает большую работу, испытывает одновременно и удовольствие, и недовольство. Удовольствие от поставленной точки, от завершения определенного жизненного этапа, наконец, от того, что наступает освобождение и появляется возможность заняться не менее любимыми и важными делами — да хоть бы и своими цветочками в «имении»! Если же говорить серьезно, конечно, утешает то, что все же кое-что удалось, выявлены такие нюансы проблемы, которые не были замечены при неоднократном прочтении текстов и стали очевидны только через перепрочтение их в виде макротекста.