«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

В эмансипационных заботах для Герсеванова, как он писал А. Г. Тройницкому, лозунгом было «свобода, справедливость, человечество»^[1756]. Соблюдение им этого принципа, думаю, подтверждается стремлением Николая Борисовича сохранить баланс интересов и его отношением к дворянско-крестьянскому вопросу при введении «положений» и работе мировых съездов. Направляя усилия, в том числе в конфиденциальных письмах к министру, против «лиц, задерживающих происками своими окончание крестьянского дела», Герсеванов, разумеется, вместе с тем считал несправедливым, что «законы прилагаются строго к одному только Дворянству», и становился на его защиту от произвола чиновничьего люда, который «под влиянием господствующей идеи, что настал последний час Дворянства» (о чем, кстати, писал и В. П. Мещерский), начал «в надежде на полную безнаказанность… грабить с большей дерзостью, чем прежде»^[1757]. Безусловно, Николай Борисович заботился об интересах избравшей его корпорации и отстаивал ее право более самостоятельно, без чиновничьего контроля и ограничения участвовать в местных общественных делах — заботился и о дворянской «правде» в крестьянском вопросе. И в этом нет ничего удивительного.

Сам факт переписки с Я. И. Ростовцевым, положительно воспринявшим проект екатеринославского помещика и согласившимся в дальнейшем получать замечания на работу Редакционных комиссий, говорит о готовности Герсеванова активно работать на ниве эмансипации. Он был убежден, что не должен стоять в стороне и молчать в такой решительный момент. Не анализируя все реакции героя Крымской кампании на Журналы комиссии, поскольку это должно стать предметом специального внимания, отмечу лишь, что в рассуждениях «О социализме в редакционных комиссиях» генерал-майор снова показал решимость, неравнодушие, не только осведомленность в хозяйственных делах, научно-экономическую подготовленность, широкую практическую эрудицию, но и знание творчества тогдашних социалистов, особенностей отношения к нему французской общественности в 1848 году и т. п. Это и позволило Николаю Борисовичу «примерить» социалистические идеи к российской действительности.

Учение социалистов он понимал как направленное против права собственности. Следствием торжества подобного учения станут «унижение человечества, распадение общества и всеобщий атеизм». Святость брака и неприкосновенность права собственности были для Герсеванова основными элементами государственного организма. Поэтому стремление Редакционных комиссий отобрать землю у помещиков без всякой компенсации, что прочитывалось из ряда Журналов, рассматривалось им как попытка разрушить одно из начал государства. Результаты такого подхода к решению крестьянско-дворянского вопроса могли быть, по мнению автора писем к Ростовцеву, катастрофическими. Если даже Франция — очевидно, помня результаты конфискации земли эмигрантов в 1793 году — не приняла социалистов, «отдалась Людовику Наполеону без каких-либо условий», то никоим образом такой «разрушительный социализм» не может быть допущен в Россию. Неприемлемым для нашего героя был и ультрадемократизм, который может существовать только в федеративных республиках, таких как Северо-Американские Штаты. И именно Редакционные комиссии, как считал Герсеванов, «вносят в русское законодательство два враждебных Самодержавию элемента: социализм и ультрадемократизм». Причем оба элемента трактовались им как враждебные не только самодержавной системе, но и «всякому общественному порядку»^[1758].

Почти в унисон с К. А. Рощаковским, этот екатеринославский помещик, учитывая в том числе и специфику своего только что колонизированного края, представлял последствия эмансипации и для дворян, и для крестьян, особенно на начальном этапе. Журналы обсуждения дела в Редакционных комиссиях, отсутствие системности, окончательной проработки различных аспектов проблемы также не говорили о форсировании ее решения. Герсеванова, как, кстати, и тех депутатов от дворянства губерний, что были вызваны в Редакционные комиссии^[1759], волновало и отсутствие должного внимания к финансовой реформе, административная централизация и ее влияние на государственную жизнь и т. п. Но Николай Борисович оставлял эмоции в стороне. «Поощряемый благосклонным отзывом» Ростовцева (с. 28), он спокойно обосновывал свои позиции, опираясь на историю, широкие сравнения, хозяйственный опыт и социальные практики. Не желая допустить краха государства, он притом неоднократно повторял: «Из этого совсем не следует, чтобы надлежало сохранить крепостное право, нет! Оно отжило свое время; все Губернские Комитеты согласились, что пора отменить оное. Но с ним надо поступать осторожно» (с. 19–20). В очередной раз извинившись за, возможно, резкий тон, Герсеванов, наряду с замечаниями, не уставал повторять: «Дело эмансипации важно для всех, в особенности для дворянства. Как представитель части дворянства я считаю, что имею право возвысить свой слабый голос» (с. 29). Поэтому он и указывал на просчеты Редакционных комиссий.