Переписка Михаила Павловича также снимает подозрения в стремлении отстаивать узкосословные интересы. Это был человек общегосударственного масштаба, который не мог думать только о себе. Даже представляя полтавское дворянство в Редакционных комиссиях, Позен мыслил шире, хотя и понимал, что должен выполнить свои обязательства перед делегировавшим его региональным сообществом. В письме к Я. И. Ростовцеву, перед тем как привести свои развернутые размышления о «Положениях» Редакционных комиссий, Позен отметил: «Я смотрю на дело одинаково как депутат и как эксперт. Убеждения и совесть не зависят от положения, в которое случай ставит человека»[1765]
. Приведу на суд читателей еще несколько цитат из, по сути, непрочитанного историками эпистолярия этой крупной личности: «Крестьянское дело поставил я себе задачею последних лет моей жизни»; «Крестьянская реформа ни на минуту не выходит из моей головы. Судьба этого дела, судьбы России, неразрывно с ним связанныя, близки моему сердцу. Работаю из всех сил и желаю этим кончить свое служение Государю и отечеству»; «Желаю от всей души, чтобы крепостное право было скорее уничтожено»; «В деле столь важном надобно выслушать сколь возможно более мнений». В письме к министру финансов, члену Секретного (Главного) комитета А. М. Княжевичу, которому Позен направлял предложение «О выпуске облигаций для воспособления крестьянскому делу», он писал: «Цель моего предложения одна: обеспечение успеха крестьянской реформы»[1766].Отстаивая перед Редакционными комиссиями проект реформы, предлагаемый полтавским дворянством, Михаил Павлович отвергал возможные обвинения в узкосословной его направленности: «Мы далеки от того, чтобы защищать исключительно помещичьи интересы, но желаем, чтобы пользы и выгоды помещиков и крестьян были уважены равномерно». А готовность дворянства к улучшению быта крестьян он подчеркивал в письме к Ростовцеву от 5 ноября 1859 года: «Помещик и при этом понесет огромныя потери; но без них реформа не может устроиться, и дворянство везде решилось уже на эту жертву. По крайней мере, по всем проектам губернских комитетов, мною разсмотренным, дворянство делает везде весьма значительныя, из своего рабочего капитала, уступки в пользу крестьян»[1767]
.Позен считал реформу «вопросом крестьянско-помещичьим», поэтому не был равнодушен к тому, чем же она завершится и для дворянства, и для крестьянства, часто повторяя такие выражения, как «мы признаем положительно вредным для помещиков и еще более стеснительным для крестьян», «чрезвычайно стеснителен для крестьян», «признаем крайне разорительным для крестьян», «к обоюдным пользам помещиков и крестьян и вообще к покойной и благополучной развязке великого отечественнаго дела»[1768]
.В официальном и частном письмах к А. М. Княжевичу 18 октября 1858 года, предлагая свой проект финансового обеспечения реформы, Михаил Павлович, признанный в России финансист, отмечал:
Мне остается только высказать еще раз мое твердое, на знании быта помещиков и крестьян основанное, убеждение,
Многое можно изменить, дополнить и пояснить в моем проекте; но основание должно остаться: надобно дать крестьянам средства сделаться поземельными собственниками, а землевладельцев вознаградить безобидно за отчуждаемыя от них земли. <…> расходы, которые понесет на это казна, вознаградятся сторицею благосостоянием народа[1769]
.Вынужденный все время оправдываться и разъяснять свои позиции, Позен 5 ноября 1859 года, в одном из своих последних письменных обращений к главе Редакционных комиссий Ростовцеву еще раз отвечал на упреки оппонентов в стремлении ради мелкого самолюбия усложнить дело или «стеснить» крестьян в пользу помещиков: «Торжественно и положительно отвергаю всякое подобное обвинение и считаю недостойным оправдываться против него. От всей души желаю, чтобы крепостное право было уничтожено»[1770]
.