Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Несколько иным могло быть отношение к так называемым дворовым, о которых уже в Екатерининской комиссии вели споры слободские и левобережные депутаты. К сожалению, в украинской историографии невозможно найти ответ на вопрос: что же собой представляла эта категория на территории Левобережья? Вообще малые социальные и социопрофессиональные группы Гетманщины только начинают заново, после исследований конца XIX — начала XX века, интересовать украинских ученых, в поле зрения которых попадают такие категории казачества, как «куриньчики», «стрельцы», «протекциянты» (протекцианты), «дворяне», «казаки в подданстве», «казаки в поспольстве» и др.[621] Но чем по крайней мере некоторые из них отличались (или нет) от тех же дворовых — можно только догадываться. Не помогает пониманию и попытка представить микросоциумы неказацкого населения Полтавского полка в начале XVIII века на основе переписных книг, где также упоминаются «протекцианты», различные группы «подданных», «подсоседки посполитые», которые освобождались от выполнения так называемых «общенародных повинностей»[622].

Теперь же важно отметить, что в пункте восемнадцатом «Возражения» Г. А. Полетики упоминались не только «дворовые», но и «вольные и невольные люди, наследные и на землях владельческих селящиеся мужики», которые, очевидно, различались и тем, «как одних принимать и добровольно увольнять, а другим каким образом самовольная отлучка почитается в преступление»[623]. Вероятно, эти категории существовали давно. С. В. Думин, исследуя крестьянство западнорусских земель в речьпосполитский период, преимущественно на материалах первой половины XVII века, выделял и очерчивал статус, обязанности, льготы «подданных» (сельскохозяйственный люд населенных имений независимо от повинностей и имущественного состояния), «старожилых крестьян», «слободчиков», «загородников», «халупников», «коморников», «бобылей». А вот насчет дворовых историк лишь отметил: «Известные автору источники не сохранили данных о положении дворовых, имевшихся во многих имениях. Очевидно, жили в господских домах»[624].

О том, что дворовые, дворня были известны в Гетманщине по крайней мере в середине XVIII века, свидетельствуют источники мемуарного характера. В частности, А. М. Маркович в «Малороссийской свадьбе»[625] писал: «Но дворня была: домоправитель, поверенный, комнатные служители, кучеры, охотники, трубач, бояре, т. е. верховые, которые во время поездок полковника скакали впереди, и проч. Сверх того, домовой священник и дьячок». Здесь же отмечалось, что отношение к дворовым в старые времена, т. е. в середине XVIII века, было другим: «Дворовые люди лучшие имели, как и всегда и везде, преимущество перед другими, но в то время они пользовались почестию, которая после вышла из обычая». Те из них, кто поведением и заслугами добился уважения, «пользовались правом обедать за одним столом с панами»[626]. Вероятно, количество дворовых могло зависеть от ранга и состояния старшины. Но, например, В. И. Маркович, принадлежавший к числу зажиточных помещиков Полтавщины второй половины XVIII века, среди дворни имел одних только «поварят» тридцать человек[627]. В конце XVIII века дворовые также подавались в бега и сами возвращались к своим хозяевам, что, видимо, было обычным делом. П. С. Милорадович в письме к сыну Григорию в 1790 году спокойно писал: «…служитель твой… было от тебя бежал, а после сам возвратился»[628].

Кажется, именно в отношениях с дворовыми скорее всего могли усваиваться новые формы взаимоотношений, навеянные в том числе и знакомством с российской практикой. Во всяком случае, к такому мнению подталкивает один из (пока что) эксклюзивных документов, представляющий собой образец более четкой регламентации обязанностей дворовых на российский манер. Речь идет о написанной Г. А. Полетикой инструкции «Должности дворовых людей»[629]. Документ этот, безусловно, необходимо рассматривать в контексте эпохи, а его автора следует поместить в один ряд с составителями подобных материалов — П. А. Румянцевым, Григорием и Владимиром Орловыми, М. М. Щербатовым и другими, с большинством из которых Григорий Андреевич был хорошо знаком, поэтому их влияние не стоит исключать. Содержательно наказ Полетики приближается к соответствующим разделам «Учреждения» П. А. Румянцева (оно уже упоминалось в части примечаний), с той лишь разницей, что рекомендации последнего адресовались в первую очередь дворовым, так называемым «деловым людям», работавшим в приусадебном хозяйстве, а не домашней прислуге, ближе всего стоявшей к хозяину и, как правило, проходившей специальную выучку. Не исключено, что Григорий Андреевич хорошо знал инструкции А. Т. Болотова и П. И. Рычкова, опубликованные в 1770 году ВЭО в качестве образцовых.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука