«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Разумеется, не стоит безоговорочно доверяться подобным свидетельствам, не учитывать их специфику, но и не принимать их во внимание также было бы совсем легкомысленно. Тем более что в определенной степени доверие к ним подкрепляют другие тексты, связанные с В. Г. Полетикой, многочисленные его собственные высказывания, упоминания родных и знакомых. Подобные характеристики панско-крестьянских отношений встречаются и в текстах хороших знатоков первой половины XIX века. В частности, В. В. Тарновский, подступая к написанию истории крепостничества в Малороссии, отмечал, что «во время сенокосу крестьяне получали роскошное содержание и попойку». Землевладелец сам их угощал, «а иногда и разделял с ними гулянье после работы». Тарновский также подчеркивал патриархальность отношений, когда «владелец управлял своими крестьянами с властию отеческою, в которую твердо веровали и подчиненный, и властитель»^[637].

Конечно, и в таких хозяйствах — патриархального, по определению А. Я. Ефименко^[638], типа — отношения не всегда были безоблачными. Об этом свидетельствуют и дела, подобные «Турбаевской катастрофе». И все же, несмотря на замечания украинских историков о типичности для Левобережья взаимоотношений «героев» этого дела, помещиков Базилевских, с подданными^[639], этот случай скорее был экстраординарным, что косвенно подтверждается и повышенным вниманием к нему народнической и советской историографии. Для большинства элиты края важнейшую, по крайней мере публично высказываемую, озабоченность еще долго будут вызывать крестьянские побеги и переходы. Проблемы, которые определялись как существенные уже в начале публичного обсуждения крестьянского вопроса в России, — необходимость (хотя и постепенной, очень медленной) эмансипации крестьян, наделения их правом на движимую и недвижимую собственность, в том числе и на землю, а также охраны здоровья, образования подданных, воспитания у них, в частности, чувства свободы, что впоследствии сформирует стремление к свободному самостоятельному хозяйствованию, — проблемы эти, вероятно, еще не могли волновать левобережное панство, и не только во времена Законодательной комиссии, но и значительно позже. Чтобы подтвердить это или опровергнуть, обратимся к третьему из упомянутых случаев демонстрации малороссийским дворянством своих социальных позиций.

КРЕСТЬЯНСКАЯ ПРОБЛЕМА В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ И УСТРЕМЛЕНИЙ ЛЕВОБЕРЕЖНОГО ДВОРЯНСТВА В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА

Как уже говорилось, малороссийское дворянство, осваивая новые формы сословной организации, собралось для высказывания своих «нужд» в 1801 году. Думаю, наиболее детально дворянские проблемы в начале XIX века разобрал слишком предвзятый анонимный автор «Замечаний, до Малой России принадлежащих», оценив составленные тогда «программы» как «никакого уважения не стоящие» и обвинив панство в стремлении отстаивать старые права и вольности^[640]. Примерно такие же оценки, без детального анализа и с несколько иным пафосом, даются и некоторыми современными авторами^[641].

Однако наиболее распространенным можно считать мнение, высказанное А. Я. Ефименко. Сравнивая «Прошение», поданное Екатерине II в 1764 году, с «Запиской о нуждах» 1801 года, она с грустью писала:

По мере того, как панство обращалось в дворянство и прочнее устраивалось в новом своем положении, круг его общественного понимания, сколь о нем можно судить… как будто не только не расширялся, а, наоборот, резко суживался. В прошении Екатерине II… господа… плохо или хорошо, но заботятся об интересах всего общества. Наконец, в прошении Александру I малороссийское панство, являясь уже настоящим дворянством, как будто утрачивает и представление о том, что оно есть «ум и душа народа»; мало того, как будто даже и сословные свои интересы оно начинает понимать очень узко^[642].

При этом Ефименко оценивала дворянство в первую очередь по его политическим и общественным идеалам, якобы утраченным, и лишь вскользь касалась сословных интересов.