Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

Наставления дворовым были написаны Полетикой вскоре после окончательного выхода в 1773 году в отставку и возвращения из столицы на родину. Поэтому интересно, что — при всей той патриархальности жизни и социального взаимодействия в Гетманщине конца XVIII — начала XIX века, которая с ностальгией вспоминалась еще в середине XIX века, — данная инструкция достаточно ярко свидетельствует о начале медленной инкорпорации левобережного панства в российское культурно-хозяйственное пространство. Вместо «домоправителя» здесь уже фигурирует «дворецкий», вместо «комнатных служителей» — «лакей». Нет характерных для полковничьего быта[630], каким он был в гетманские времена, «трубачей», «бояр»[631], «охотников» и др. Подробно расписанные обязанности каждого «должностного лица» (кроме названных дворецкого и пяти лакеев, это повара, кучеры, форейторы, садовники, сторожа) свидетельствуют, насколько усвоены были этим петербургским малороссом нормы именно дворянского образа жизни. Разумеется, здесь уже не шло речи об обедах дворни за одним столом с хозяином. Более того, дистанция между ним и «людьми» подчеркивалась приказом обращаться к панам по любому поводу только через дворецкого, который, кстати, должен сам, «без доклада Господскаго», определять и наказания за непослушание, небрежность и дерзость[632].

Трудно сказать, было ли составление данной инструкции просто своеобразной данью моде, несколько запоздалой реакцией на конкурс ВЭО или действительно стремлением перенести стандарты столичной жизни на родную почву. Остается под вопросом и то, насколько рекомендации этого документа реально исполнялись. Можно лишь предположить, что Григорий Андреевич, как человек, выступающий за соблюдение правил и законов, требовал того же и от подданных. Но, кроме данного документа, в других полетикинских бумагах, в том числе и в письмах к приказчику, нет и намека на ужесточение требований, на наказания за невыполнение распоряжений. Наоборот, прослеживается понимание даже особенностей характеров людей, что учитывалось и при назначении их на те или иные работы либо должности. Таким образом, «Должности дворовых» были скорее не чем иным, как «внешним» примером, возможно, на рубеже XVIII–XIX веков еще мало усвоенным. Во всяком случае, в объемных сборниках наказов, в частности у А. С. Сулимы, также одного из образованных малороссов того времени, долгое время проживавшего в Петербурге и Москве[633], встречаются только краткие указания касательно этой категории подданных — вроде: «Смотри, Дмитрюшка, чтоб из дворовых никто не был празден; естьли (т. е. если. — Примеч. ред.) нет господского дела, пусть для себя работает всяк»[634]. Но, пожалуй, стоит учитывать и замечания таких знатоков народного быта, как В. В. Тарновский, который относительно позднего периода Гетманщины и начала постгетманского времени отмечал: «Огромная дворня проводила жизнь в безпечном изобилии, при совершенной безотчетности»[635]. К сожалению, недостаток исследований на эту тему пока не позволяет более уверенно говорить о характере взаимоотношений помещиков и дворовых, статусе и положении последних в конце XVIII века.

Некоторые сведения об отношении к подданным и, наоборот, их к своим господам находим мы в зафиксированных И. А. Куриловым воспоминаниях роменских старожилов. Отец Курилова до поступления в 1806 году на военную службу был крестьянином В. Г. Полетики и хорошо помнил его родителей. Он рассказывал, что Г. А. Полетика и его жена, Елена Ивановна, жили так просто, что не во многом отличались от своих крепостных людей, никого ничем не обижали, со всеми обходились очень ласково, по старинной простоте, многих хозяев отпускали на «чинш» поселяя на своей земле и предоставляя все способы к безбедному их существованию. Были очень набожны, благочестивы и просты во всех обращениях с людьми. Бывало… при наступлении уборки хлеба, или, по здешнему названию, при наступлении «жнив», старые пан и пани выезжают всегда сами на поле и, помоляся Богу, со всеми своими женщинами, прежде всего сами берут серпы и начинают жать, благословлять зажонщиков, — а за ними уже приступают к этому делу настоящие рабочие — жницы. Затем пан и пани, нажав по три снопа, начинают сами готовить обед для людей; за панею вывозят из дому большую подводу разной провизии, хлеба, пшена, рыбы, водки и проч. И в час обеда пани созывает рабочих, подчует всех водкою, и все садятся обедать, вместе с панами. Так точно и сын их, Василий Григорьевич, несмотря на свое богатство и знатное происхождение, вел самый простой образ жизни и не любил никакой роскоши и излишества[636].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука