В конце зимы Клара вместе с Фелюшей вернулась в Польшу. Ципкин приходил все реже, а Клара скучала по Саше, по дому на Горной, по Варшаве. Сидеть где-то на Сентер-стрит и изнывать в ожидании Александра становилось все невыносимее. Американский климат Кларе не подошел, у нее болел желудок, печень, совсем расшатались нервы. Ни Ципкин, ни другие нью-йоркские врачи не могли ей помочь. Так зачем оставаться в чужой стране? За две недели, пока Яша Винавер был в Нью-Йорке, они неожиданно сдружились. Яша водил Клару в театры и рестораны, брал ее в общество. Дошло до того, что он объяснился ей в любви и сделал предложение. Но Клара сказала прямо, что его не любит, ее сердце принадлежит Александру. Зато по поведению Яши Винавера Клара поняла, как плохо Александр с ней обращается. У него постоянно не хватало для нее времени, он не знакомил ее со своими друзьями и вообще относился к ней, как к дешевой метрессе: приходил, когда ему было надо, и тут же забывал, удовлетворив свое желание. Разве Клара могла смириться с таким отношением? Яша Винавер присылал ей письма. Он собирался открыть в Варшаве филиал своей фирмы. Может, Клара хотела бы получить какую-нибудь несложную должность? А может, она согласится жить с Яшей? Он не Миркин, царство ему небесное, ему, Яше Винаверу, не нужны десять женщин сразу. Ему от женщины нужно не только тело, но также дружба и поддержка… Он просто забрасывал ее письмами. Клара показала их Александру, чтобы вызвать в нем ревность, но он стал только холоднее. Назвал ее неприличным словом и две недели не появлялся. Однажды, когда Клара спросила, почему он так холоден с Фелюшей, Ципкин ответил:
— Не уверен, что она моя дочь.
— Как тебе не стыдно?!
— Ты же с двумя жила!..
И зачем сидеть тут и выслушивать оскорбления? Осталось одно — уехать. Александр попытался ее отговорить, но она ответила:
— Ты всегда можешь приехать ко мне в Варшаву.
Да, Александр был уже не тот. Постарел, растолстел, обленился. Без своей венгерской жены он не мог шагу ступить. Похоже, он ее боялся. Когда он приходил, Клара видела, что он трясется от страха. За всю зиму он ни разу не остался у нее на ночь. К Фелюше он стал совсем равнодушен. И тогда Клара купила билет до Гамбурга. Из Варшавы она уезжала в первую ночь Рошешоно, а из Нью-Йорка пароход уходил накануне Пейсаха. Все оказалось очень просто, Клара успела привыкнуть к переездам. Собрать вещи было недолго. Написала письмо в городок у канадской границы Луизе, но ответа не пришло. Клара попрощалась с герром Нельке и фрау Ганзе, а больше в Нью-Йорке у нее знакомых не было, если не считать молочника, бакалейщика да китайца из прачечной. В последние пару дней Ципкин стал разговорчив. Он повторял, что Клара делает глупость, что он станет к ней добрее, что летом они отправятся в путешествие, но Клара твердила:
— Если ты и правда меня любишь, брось ее и поехали со мной.
— Нет, это невозможно, — отвечал Ципкин.
В два часа дня Клара была в порту. Александр подъехал чуть позже. Он привез два пакетика, для нее и для Фелюши. До отплытия оставалось еще несколько часов, и Александр поднялся к Кларе в каюту. Сел на стул и сказал:
— А ведь мы так толком и не поговорили.
— Если хочешь что-то сказать, еще есть время.
— Клара, я люблю тебя.
— Поздравляю! Если это любовь, то я жена Ямпольского раввина.
— Клара, ты меня не понимаешь.
— А что тут понимать? Я дала тебе шанс. И как ты его использовал?
— Клара, я попал в ловушку.
— Уже слышала. Это только слова, мой дорогой. Я даже не смогла от тебя добиться, чтобы ты хоть раз в неделю приезжал.
— Все не так просто. Я не все тебе рассказывал.
— А что еще? Почему ты так перед ней дрожишь? Пароход скоро отходит. Есть что сказать — говори, а нет — хватит мямлить.
— Клара, я буду скучать по тебе.
— Ага, вот и поскучай. Узнаешь, что это такое. Я жила совсем недалеко от тебя и скучала. Сперва я к тебе приехала, теперь ты приезжай ко мне в Варшаву. Тогда и увижу, как много для тебя значу.
— Может, и приеду.
— Только поскорей, как бы тебе не опоздать.
Фелюша неплохо научилась говорить по-английски. На пароходе она уже успела познакомиться с американской девочкой, своей ровесницей, и пошла с новой подружкой на палубу. Ципкин закурил.
— Клара, зачем ты уехала с этим Миркиным?
— Это история вот с такой бородой.
— Никак не могу забыть. Ведь это было. Каждый раз, как вспомню, блевать хочется.
— Ну так блюй. Что было, то было, назад не воротишь.
— Ты даже не жалеешь.
— Не жалею. Вообще ни о чем не жалею, как видишь.
— А теперь к этому доносчику едешь, к Яше Винаверу.
— Ну и что? Не буду скрывать, Александр, я его не люблю. Физически он мне неприятен. Но если он будет настойчив, я, наверно, соглашусь с ним жить.
— Раз так, ты действительно шлюха.
— Да, я такая. Прощай, Александр. Будь счастлив со своей женой.
— Ладно, я пошел.
— Иди, скатертью дорожка.
— Ну ты и тварь. Более низкого создания в жизни не встречал.
— Спасибо за комплимент.
— Чтоб я бросил достойную женщину ради такой мрази!
— Вот и оставайся с ней. Желаю счастья вам обоим.
— Прощай, сучка!
— Прощай, идиот!