— Да, но в конце концов всем верить перестаешь. А годы шли. Я с Миркиным разъезжал по делам, как говорится, делил с ним тяготы жизни. В какие он только авантюры не пускался, даже вспомнить неприлично. О том, чтобы семью завести, я тогда и помыслить не мог. Я уже не молод, женщины моих лет меня, как говорится, не привлекают, а моложе найти — изменять будет. Это так же верно, как то, что вот тут на столе лампа стоит. Да и почему бы не изменять? Если в Бога не веришь, зачем подавлять свои желания? Я бы и сам случая не упустил. Наверно, вы знаете, Клара Даниловна, как коммивояжеры ведут себя в поездках. И при этом ждут верности от жены…
— Тогда вам остается только смириться.
— Да, правильно. Но иногда тоска нападает. Работаю, езжу, бегаю, а для кого? Не знаю почему, но особенно в море грустно становится. Волны катятся одна за другой без смысла, без цели. Обычно новые знакомства завожу, но в этот раз все от морской болезни слегли, особенно женщины. Вдруг такая печаль накатила, как никогда в жизни. Не поверите, Клара Даниловна, чуть за борт не бросился.
— Но почему, почему?
— Сам не знаю. Одно, другое, вот и накопилось.
— Да, бывает. Как долго в Нью-Йорке пробудете?
— Еще несколько недель.
— Как вы тут время проводите?
— Неплохо, но иногда тоже тоскливо становится. Знаете, Клара Даниловна, все это не имеет смысла.
— Понимаю вас.
— Может, как-нибудь сходите со мной в театр или кабаре? Ведь ваш доктор не каждый вечер свободен…
— Да, у него семья, так что почему бы нет. Можно куда-нибудь сходить. Но я почти не понимаю английского.
— Можно водевиль посмотреть или что-нибудь такое. Здесь есть кабаре, куда приличной даме не стыдно пойти.
— Наверно, есть. Зря я на вас сердилась. Заглядывайте как-нибудь.
— По каким дням ваш доктор приходит?
— По-разному. Это плохо, конечно, но я не подписывала контракта, что должна сидеть и его ждать. Застанет меня — хорошо, нет — мир не рухнет. Говорите, хотели за борт прыгнуть. Вы мужчина, для вас все дороги открыты. А я? Сижу тут, как в тюрьме, даже смешно. Сама себя заперла, и все ради того, чтобы он иногда зашел на пару часов. Не знаю, зачем я вам это рассказываю.
— Можете быть со мной откровенны, я ваш друг.
— Что такое дружба? И что такое любовь? Это только слова. Совсем недавно я вас ненавидела, и вот уже изливаю вам душу. А Миркин? Не хочу держать зла на покойника.
— Клара Даниловна, вы верите в загробную жизнь?
— Даже не знаю, Яков Моисеевич. А почему это вы вдруг спросили?
— Да просто подумалось, если у человека есть душа, то что делает на небесах душа Бориса Давыдыча?
— Наверно, за женщинами бегает.
— Да, что же еще ей там делать. Ну, мне пора.
— Большое спасибо, Яков Моисеевич, что отвезли меня домой. Вы мне буквально жизнь спасли.
— Не стоит благодарности, Клара Даниловна. Видимо, на небесах решили, что мы должны встретиться и выяснить отношения.
— Что это вы сегодня всё о небесах? Вы же еще молодой человек, вам на земле надо жить.
— Как говорится, никто не знает, что будет завтра. Мои родители оба умерли молодыми. Раньше человек моего возраста считался стариком. Сколько помню деда, он всегда был с седой бородой, а когда умер, ему едва исполнилось шестьдесят. Иногда жалею, что у меня нет детей. Может, и надо было наследника на свет произвести. Род продолжить, как говорится.
— Для мужчины никогда не поздно.
— Бывает, что и для мужчины поздно. Спокойной ночи, Клара Даниловна, извините. Как-нибудь загляну.
— Конечно, заходите. Вы всегда будете желанным гостем.
— Не хотелось бы столкнуться с вашим доктором.
— Что вы так его боитесь? Он не из ревнивых. Приходите днем, тогда вы с ним точно не встретитесь.
— Спокойной ночи. Спасибо.
Яша Винавер поднялся. Клара взяла лампу и вышла его проводить. Вернулась и стала шагать туда-сюда по гостиной. Кларина фигура отбрасывала две тени, одну от газовой лампы, а другую от керосиновой. На потолке качалась огромная голова. Клара разводила руками, будто без слов объяснялась с кем-то невидимым. «Что делать? — спрашивала она себя. — Теперь не усну. Почитаю, пожалуй». Но браться за книгу не было ни малейшего желания. Что ей чужая любовь, чужие судьбы? «Что за черт, почему я не старею?» Ей очень хотелось, чтобы вдруг открылась дверь и вошел Ципкин. Чтобы его подразнить, Клара рассказала бы ему про Яшу Винавера, ничего не скрывая. Но вместо того чтобы быть с ней, Ципкин сидит дома и зевает от скуки. Для Клары все кончено. Скорее бы старость, а там и смерть!.. Клара посмотрела в окно. Темная, заснеженная улица, холодная и безлюдная. В небе ярко сверкают звезды.
— Господи, сколько можно? Хватит уже с меня…
Глава XI
1