Поместье Лейкседж

Роуэн медленно тянется ко мне. Его пальцы измазаны цветочной пыльцой. Пока он обводит линию моего горла, я задерживаю дыхание. В моей голове мелькает дюжина образов того, что он мог бы сделать дальше – о чем я могла бы его попросить.

Но потом он цепляет пальцем ленту на моей шее, вытаскивает ключ и обхватывает его пальцами. Я пытаюсь отодвинуться, но он усиливает хватку и лента удерживает меня на месте. Смеясь, он слегка притягивает меня вперед.

– Я знал, что это ты его взяла. Виолетта, ты такая воровка.

Я тянусь к шее, пытаясь развязать узел.

– Хочешь его вернуть?

– Нет.

Он снова натягивает ленту, но затем ключ выскальзывает из его руки и бьет меня по груди. Витое железо нагревается от тепла моей кожи. Я чувствую стук сердца в горле в том месте, где Роуэн меня коснулся.

Он встает и смотрит на тропинку, которая идет вдаль от дома.

– Пойдем со мной. Мне есть что тебе показать.

Я неуверенно встаю и беру протянутую им руку. Он ведет меня дальше в сад. Мы проталкиваемся через поросль трав, разросшихся выше моей головы. Летнее солнце и жаркий воздух высушили и ее, и все вокруг. Мы долго идем по тропинке, а потом доходим до стены. До увитых плющом ворот.

Когда я была здесь в последний раз, когда я следовала за ним в темноте, сад был весь в тенях и серебре. Теперь он слабо освещен сумерками, все кажется поблекшим и потусторонним, как иллюстрация из книги, которую он мне дал.

– Давай, – мягко говорит Роуэн. – Открой их.

Я осторожно отодвигаю плющ и вставляю ключ в замок. Ворота беззвучно распахиваются. Вместе мы входим в сад.

Фруктовые деревья уже не стоят аккуратными рядами, а на месте цветочных клумб остались лишь пучки сухой травы. И повсюду – бесконечные заросли ежевики с переплетенными, безлистными ветвями и оголенными шипами.

Но когда я оглядываюсь, под моей кожей гудит тепло. Я вижу, каким все здесь было когда-то. Это секретное, запертое место, которое столько лет провело во сне. Фрукты, травы и цветы. Воздух полон сладости, пыльцы и гудения пчел.

Здесь невероятно красиво.

Роуэн остается позади меня, пока я иду по дорожке, где между гравийными камнями поднимаются сорняки. Между нами тишина. Единственный звук – это наши шаги.

В центре сада я останавливаюсь и кладу руку на ствол яблони. Роуэн кладет свою чуть выше моей. Он кажется отстранённым. Его взгляд направлен на изгиб дорожки, уходящей дальше в сад.

– Мы с Эланом играли здесь все время.

– Правда?

Я до сих пор не понимаю, зачем он меня сюда привел. Но вряд ли только для того, чтобы рассказать это. Элан. Звук его имени, кажется, остается в воздухе. Нота, резонирующая с воспоминаниями.

– Каким он был?

Роуэн смеется:

– Просто невозможным. Влезал во все неприятности, какие только можно представить. И когда у него не получалось убедить меня присоединиться, он грозился, что обвинит во всем меня, когда его поймают.

Роуэн указывает на ветви, листья которых окрашены мягким сиреневым светом:

– Он забирался туда и кидал в меня яблоками.

– Ты, наверное, это заслужил, – поддразниваю я, и его губы почти изгибаются в улыбке. – Так почему ты запер это место?

– После его смерти я… я не хотел больше вспоминать. Я закрыл все комнаты в доме. Я запер сад. Здесь было хуже всего. Потому что именно здесь он был самым счастливым.

– Ты хотел забыть его?

– Да.

Его глаза темные, печальные и далекие.

– Я хотел все забыть.

– Я так мало знаю о своей семье. И даже не могу себе представить, что может заставить меня отказаться от воспоминаний о них. Как бы это ни было больно.

Но потом я думаю о том, что только что рассказывала Кловер и Ариену. Сколь многое я все еще держу в себе. Сколь многое я закопала и оставила недосказанным. Может быть, я понимаю – совсем немного, – почему Роуэн настолько закрыл свой дом, свою жизнь и себя самого.

– А ты? Тебе удалось забыть?

– Нет.

Он запрокидывает голову и смотрит на листья наверху. Вздыхает.

– Больно вспоминать. Больно забыть. А теперь здесь все равно все мертво.

Я оглядываю сад. Мы дошли до конца дорожки. Беспорядочно разбросанный гравий окружает заросшее сорняками пространство, окаймленное большим количеством безлистных кустов ежевики. Должно быть, это место когда-то было лужайкой.

– Нет, это не так. Ты закрыл это место. Оставил его. Но оно не мертво.

Я подхожу и опускаюсь на колени рядом с переплетенными ветвями. Осторожно, чтобы не задеть шипов, хватаюсь за стебель и царапаю его. Самый верхний слой отшелушивается, обнажая скрытый под ним бледно-зеленый цвет.

Роуэн подходит ко мне:

– Что ты делаешь?

– Оно живое. Видишь?

Он наклоняется, чтобы коснуться пальцами зеленого участка.

– Как ты узнала, что нужно сделать?

– Мне показывал отец.

Я вижу отца в саду за нашим домом. Чистую вскопанную землю. Горсть стеблей, отрезанных от какого-то растения. Один за другим он опустил их в почву. А потом обхватил их ладонями, между которыми мерцал свет. Магия. Когда он закончил, на стебле были листья и крошечные цветочки. Он ожил.