Поместье Лейкседж

– Ариен и Виолетта – мои ученики.

– Вы все алхимики?

Тея поднимает брови. Похоже, она не совсем понимает, восхищаться ей или бояться. Она закусывает губу, и ее взгляд скользит по рукам Ариена в перчатках.

– Почему ты не в Майлендсе?

– Это особое задание, – шепчу я и заговорщически наклоняюсь ближе. – Лорд Сильванан собирается использовать меня для своего следующего кровавого жертвоприношения.

Тея испуганно смеется и отступает. Она осторожно смотрит на Роуэна, а затем проскальзывает обратно в толпу. Он обращает ко мне убийственный взгляд.

Флоренс смотрит на нас обоих.

– Начнем?

– Пожалуй, да, надо успеть прежде, чем Лета скажет еще хоть слово и нас всех отсюда выгонят вилами.

Роуэн затягивает шнурок, которым закреплены его волосы, и завязывает узел. Затем он берет из корзины факел и выходит вперед.

Все замолкают, и по толпе пробегает нервный вздох. Как будто, пока он находился в тени у алтаря, о нем почти забыли. Но теперь он вышел на свет.

Жители здесь не так напуганы, как в Греймере. Но чем больше я смотрю вокруг, тем больше вижу признаков их страха. На окнах для защиты развешаны гирлянды из розмарина и шалфея, а все дверные проемы усыпаны солью.

Время от времени кто-то поднимает руки к груди и проводит пальцами по сердцу. Они смотрят на него так же, как я смотрела на него когда-то. Но теперь странно видеть, как страх, который я чувствовала, отражается на всех этих лицах.

А Роуэн и правда выглядит как тот монстр, которым они его считают.

Он видит их страх, но это его не сгибает. Он неумолимо встречает его суровым, холодным взглядом. Шрамы на его лбу, подбородке и горле кажутся сияющими, багровыми и надутыми. И время от времени, так быстро, что это можно было бы принять за мерцание света факела, под его кожей скользят тени. Ленты тьмы разворачиваются, а затем снова становятся слабыми, размытыми отметинами. Монстр, мальчик, монстр.

Я беру его за руку. Он напрягается, но затем вздыхает и его пальцы переплетаются с моими. Я провожу большим пальцем по его ладони в перчатке.

– Ты думаешь, взяв меня за руку, ты покажешь им всем, что они не должны меня бояться? – шепчет он низким голосом, наклонившись ко мне.

– Может быть.

Я встаю на цыпочки, чтобы шепнуть в ответ:

– А может, я просто хочу быть девушкой, которая держала за руку монстра.

Он слабо улыбается, берет факел и подносит его к алтарным свечам. Факел источает резкий запах сосны. Затем Роуэн выходит на площадь. Он не отпускает мою руку, поэтому я иду следом.

Когда мы приближаемся, все расступаются, и толпа разделяется пополам. Роуэн идет слева от меня. Его плащ – пятно чернил, его взгляд отстраненный, почти потусторонний. Я иду рядом с ним, юбки платья шуршат вокруг меня. Я чувствую себя волшебным существом из одной из моих сказок. Виолетта в лесу. Нас преследует шепот: звук наполовину испуганный, наполовину удивленный.

Как только мы подходим к огню, наступает момент тишины. А затем все начинают двигаться, пока не образуют единую линию, огибающую гранитные камни. Роуэн протягивает мне свой факел. Когда он зажигает пучок сосновых веток, я чувствую жар огня. Я поворачиваюсь к Ариену, и, когда его факел загорается, он улыбается мне.

Один за другим, факел за факелом, костер разгорается все больше. Мы продвигаемся вперед, чтобы засунуть наши факелы в груду веток и листьев. Сначала огонь медленный, сплошь дым и тлеющая зелень, но потом его подхватывает ветер. Костер с жадностью вспыхивает, разбрасывая искры, пока не начинает мерцать и танцевать на фоне закатного неба.

Нарушаемая лишь шепотом тишина затягивается все дольше и дольше. Это та часть костра, когда мы должны петь молитву. В Греймере пение вел хранитель. Но сегодня вечером, конечно, это будет Роуэн. Он снова смотрит на алтарь, и я чувствую, как его рука вздрагивает. Его пальцы сжимают мои.

Я помню, что он сказал мне на обряде в середине лета. Я не люблю петь, когда меня слышат. А теперь целая деревня готова слушать.

– Нам стоит совершить кровавое жертвоприношение вместо пения? – шепчу я, наклонившись.

Роуэн пристально смотрит на меня, но, прежде чем он успевает заговорить, я начинаю петь. В толпе недоуменно бормочут, и никто не присоединяется. Меня покалывает жар смущения, потому что я привыкла к тому, что мой голос вплетен в другие. В одиночестве он звучит нечетко, нота застряла где-то между головой и грудью. Но когда я заканчиваю первую строчку, голос рядом со мной подхватывает пение. Ариен. Потом Кловер, потом Флоренс.

Мгновение поем только мы четверо. И я снова в саду, у алтаря под деревом джакаранда. Когда я опустила руки на землю. Когда я открыла свою магию и свою правду и мерцал свет. При воспоминании об этом меня охватывает спокойствие. Полумесяц на моей ладони пульсирует. Я представляю полную луну. Моя магия превратилась из слабой искры в пламя величиной с огонь Саммерсенда. Свет, тепло и сила.