– Могу, – ответил митрополит Никодим, – но сами посудите, мы много обсуждали между собой, кто может быть избран в Патриархи. И кроме Пимена, никого не могли найти подходящего. Если Вы знаете – указывайте. Вот, берите календарь, в нем портреты всех епископов, выбирайте сами, говорите, кто из них, будучи старше пятидесяти лет, был бы подходящим для выбора Патриархом?
Сказав «старше 50 лет», митрополит Никодим исключил из возможных кандидатов себя и таких членов Синода, как митрополит Таллиннский Алексий и Киевский Филарет. С этим я был согласен, и это облегчало разговор. Тем не менее, я был поставлен в затруднение вопросом митрополита Никодима. Во-первых, потому что мне не хотелось называть такие имена, как архиепископ Ермоген или Павел Новосибирский, чтобы не компрометировать их и не раскрывать преждевременно свои карты перед митрополитом Никодимом, ведь я не выяснил еще из общения с другими епископами, насколько реальны и возможны эти кандидатуры. Впрочем, сказав «возьмите календарь», митрополит Никодим тем самым исключил кандидатуру архиепископа Ермогена, так как он, находясь на покое, не был помещен в Патриаршем календаре последних годов. Архиепископа Павла я не хотел упоминать также потому, что предвидел, что услышу в таком случае от митрополита Никодима все эти пошлости о ревизии из-за «безнравственного поведения» по жалобам как церковных, так и гражданских властей. Этим обвинениям я не верил и считал, что они подстроены, чтобы помешать архиепископу Павлу выступать на Соборе. Но главное, я сам в глубине души по разным причинам не считал ни их, ни каких-либо других архиереев подходящими, во всяком случае,
Все же я сказал митрополиту Никодиму:
– А чем же не подходит владыка Антоний Минский? Ему, правда, всего 47 лет, но это небольшая разница. Хороший, культурный архиерей, управляет удачно большой епархией в 425 приходов, значит, имеет опыт.
Митрополит Никодим засмеялся в ответ:
– Что Вы, Владыко, какой же он Патриарх? Сами знаете.
Должен сказать, что, зная робость и слабохарактерность архиепископа Антония, я внутренне согласился с митрополитом Никодимом, не стал ему возражать, а только сказал:
– Владыка Леонид Рижский тоже как будто подходящая фигура…
На этот раз лицо митрополита Никодима выразило почти негодование.
– Да Вы не знаете, Владыко, какой это интриган! Он у нас в Патриархии заведовал хозяйственным отделом, так его прогнали за его интриги!
Я был не согласен с такой оценкой архиепископа Леонида. Правда, я слыхал, что у него трудный и капризный характер. Но, с другой стороны, такой хороший священник, как о. Борис Старк в Ярославле и ревнители духовной жизни из московской интеллигенции (поэтесса Н.А. Павлович, мои двоюродные сестры Надежда А. и Ольга А. Кавелины) с восторгом отзывались о владыке Леониде. Они все говорили о нем как о глубоко духовном человеке монашеского духа, сумевшем сохранить в своей епархии два женских монастыря, лучших во всей России. Впрочем, они мне говорили, что в нем присутствует некоторая болезненность и запуганность, а в силу этих черт мог бы он быть Патриархом… не знаю. Я счел, тем не менее, необходимым защитить его кандидатуру перед митрополитом Никодимом и потом продолжил мою мысль.
– Владыко, дело не в именах. Я лично ничего не имею против митрополита Пимена, действительно считаю его наиболее подходящим кандидатом, хотя не единственным. Но поймите, я решительно возражаю против способа его избрания
– Ах, Владыко, Вы все рассуждаете по-западному, по-брюссельски, – сказал мне, улыбаясь, митрополит Никодим, – а мы рассуждаем по-здешнему. Вы должны понять, что в современных условия здесь никто не будет осуждать открытое голосование! А у вас там, на Западе, что бы мы ни сделали, всегда будут нас осуждать.
– Нет, – ответил я, – и у вас открытое голосование и единая кандидатура вызывает недоумение и неодобрение.
И я рассказал о моем разговоре с киевским инженером в самолете и с майором в аэропорту.
– Пускай Ваш инженер скажет, как происходят выборы в его институте, где он служит, – вскричал митрополит