В назначенное время я был в кабинете митрополита Никодима. Он сразу начал мне объяснять, почему мне отказали в продлении визы: «Владыко, в пятницу и субботу ОВИР закрыт, а Ваша виза кончается во вторник. Когда наши люди пошли хлопотать о продлении, им сказали, что уже поздно, потому что виза кончается на следующий день… Нужно уезжать».
«Тут возникает первая неточность, – подумал я. – ОВИР по пятницам открыт по утрам».
– Да ведь я дал свой паспорт для продления визы еще до начала Собора, да еще несколько раз напоминал, – возразил я.
– Во время Собора все были так заняты, что не могли заниматься паспортами, – ответил митрополит Никодим.
– А почему же другим продлили?
– Ну, потому, что у других виза не кончалась на следующий день… было время хлопотать.
То, что говорил митрополит Никодим, не соответствовало действительности и было внешне искусно подстроено. А главное – находилось в противоречии с тем, что утром мне говорил по телефону Кудинкин. Ведь говорил же он, что «митрополиту Никодиму пришлось для кое-кого “вмешаться, нажать и пробить” продление виз». Я не сослался на свой разговор с Кудинкиным и вообще ничего не стал говорить митрополиту Никодиму. Он был крайне утомлен от Собора.
Вечер я провел у о. Всеволода Шпиллера. Конечно, много говорили о Соборе, обсуждали, кто может быть теперь назначен митрополитом Крутицким. Я сказал о. Шпиллеру, что слышал о двух кандидатах: это архиепископ Антоний Минский и архиепископ Сергий Одесский. «Первое – хорошо, а второе – очень плохо», – решили мы оба. У о. Всеволода были свои сведения на сей счет.
– Я слыхал, – сказал он, – что Патриарх хочет, чтобы Крутицким был епископ Самаркандский Платон.
– Этого не может быть! – страшно удивился я. – Епископ Платон младше всех по хиротонии, да к тому же он – малограмотный, примитивный человек.
– Ну вот поэтому его и хочет Патриарх Пимен! Ему такого и надо на этом месте. Владыка Платон в прошлом – тракторист, из малообразованной семьи, то, что называется «от земли», «близкий к народу». Так его и будут называть «Платон, иже во трактористах». Он, действительно, очень примитивный человек и не потому что из села, а как-то не развит, но зато предан по-сыновнему уже много лет Пимену. Всецело его человек. Патриарх Пимен сможет на него уверенно опираться.
– Я не думаю, все же, что его назначат, – сказал я. – Слишком уж невероятно.
В результате не был назначен ни один из перечисленных выше кандидатов. Эту должность занял архиепископ Курский Серафим, довольно бесцветная личность, заведующий хозяйственным отделом Патриархии.
Закончился наш вечер с о. Всеволодом его рассказом о том, что против митрополита Никодима составлена записка в 50 страниц небезызвестным Феликсом Карелиным, весьма спорной личностью. Он обвиняет митрополита Никодима в ереси модернизма и в извращении Православия. Записка эта, как я впоследствии узнал, предназначалась для Собора, но по неизвестным причинам до нас не дошла и осталась неизвестной. Собором о. Всеволод был, в общем, доволен, что с ним бывает редко.
Уже поздно вечером я вернулся в гостиницу. Ко мне пришел о. Сергий Гаккель и стал рассказывать о своем, совместно с митрополитом Антонием, посещении Макарцева.
– Макарцев недоволен Вами, – сказал о. Гаккель, – и выражался о Вас невежливо. Он говорил, что Вас считали серьезным человеком, но Вы их разочаровали своими действиями.
Больших подробностей мне от о. С. Гаккеля не удалось выяснить, но впоследствии митрополит Антоний мне рассказал, что Макарцев был недоволен не только моим выступлением на Соборе, но и разговорами, а также письмами архиереям. Макарцев, оказывается, спросил митрополита Антония, доволен ли он ходом дел на Соборе, на что митрополит Антоний ответил, что не особенно.
– Почему? – спросил Макарцев.
– Потому что все было заранее предрешено, – ответил Антоний.
– Откуда же это видно?
На что митрополит Антоний очень хорошо ответил:
– Да хотя бы из того, что заключительное слово Патриарха сразу после окончания прений было прочитано им по заранее заготовленному тексту.
– Я Вам хочу напомнить, что у нас в Советском Союзе все заранее глубоко обдумывается, и случайностей быть не должно! – резко ответил Макарцев.
На следующий день, в 7 часов утра, я выехал в аэропорт Шереметьево, откуда вылетел в Брюссель, через Стокгольм и Копенгаген. При проходе через таможню меня не осматривали, и весь полет прошел без инцидентов.
До аэропорта меня провожал мой сопутствующий, о. Владимир Есипенко, и мой племянник Никита.
Брюссель, И февраля 1972 года.
Архиепископ Брюссельский и Бельгийский
Василий
Послесловие
Летом 1972 года мне пришлось вновь побывать в России, на этот раз в качестве «туриста». Во время этой поездки мне удалось получить дополнительные сведения об участниках и обстоятельствах Собора и исправить некоторые неточности.